Портрет дьявола: Собрание мистических рассказов
Шрифт:
— Да, частенько, — ответил я.
— Можно узнать, что это было?
— Да, конечно. Это был призрак того человека, о котором мы только что говорили. Во всяком случае, когда я его впервые увидел, то сразу понял, что передо мной дух — если позволительно использовать это слово — Фрэнсиса Гарта, чей портрет висит в галерее, которую вы так точно описали.
Мгновение я помедлил, раздумывая, не сказать ли ему, что я не только узнал в призраке портрет, но и в нем самом узнал призрака. Мистер Джеймсон заметил мои колебания.
— Вы мне не все сказали, — проговорил он.
Я решился.
— Не все, — согласился я, — но, думаю, лучше вам самому взглянуть на портрет. Возможно, собственным глазам вы поверите скорее, чем мне.
Мы взошли по той самой лестнице, о которой он рассказывал. В нижних комнатах слышались голоса Хью и его спутницы, но туда мы не заходили. Мне не пришлось указывать мистеру
— Выходит, это мне следовало рассказать вам о призраке, а не наоборот.
В это время к нам присоединились остальные, и мисс Джеймсон кинулась прямиком к отцу.
— О папа, это расчудесный дом, такой уютный, как родной! Если ты его не снимешь, тогда это сделаю я.
— Посмотри-ка на мой портрет, Пегги, — произнес отец в ответ.
Затем пары поменялись, мисс Пегги присоединилась ко мне, и мы с ней стали обходить дом снаружи, в то время как двое других замешкались внутри. Напротив входной двери мисс Джеймсон замедлила шаги и бросила взгляд на фронтон.
— Различить трудно, — сказала она, — но, полагаю, это герб мистера Верралла? Удивительно, как он похож на герб моего отца.
После ленча Хью и предполагаемый жилец побеседовали с глазу на глаз. Вскоре посетители уехали.
— Дело практически улажено, — сообщил мне Хью, когда мы, проводив гостей, вернулись в холл. — Мистер Джеймсон снимает дом на год с правом продления аренды. А теперь скажи, что ты обо всем этом думаешь?
Мы толковали так и сяк, вдоль и поперек и шиворот-навыворот, перебрали и отвергли множество теорий. Если некоторые фрагменты вписывались в головоломку, то другим места не находилось. В конце концов после многочасовых бесед, сойдясь на том, что происшедшее необъяснимо, кое-какое толкование мы все же измыслили. Не знаю, понравится ли оно читателю, но оно берет в учет все факты и если не раскрывает загадки, то по крайней мере сглаживает острые углы.
Вспомним вкратце все по порядку. Фрэнсис Гарт, у которого — возможно, обманным путем — было отнято его поместье, проклял новых владельцев и, судя по всему, после смерти стал посещать дом в виде призрака. Потом призрак исчез и долгое время отсутствовал, а в то время, когда я впервые гостил у Хью, появился вновь. Сегодня в дом прибыл прямой потомок Фрэнсиса Гарта, живое подобие посещавшего нас призрака, а также, если верить портрету, и самого Фрэнсиса Гарта. Не побывав еще в доме, мистер Джеймсон уже был с ним знаком, знал его внутреннее устройство, лестницы, комнаты и коридоры и помнил, что часто бродил здесь, ощущая в душе враждебность (лицо призрака выражало то же чувство). Тогда что, если (по нашему робкому предположению) в лице Фрэнсиса Джеймсона мы видели новое воплощение Фрэнсиса Гарта, очищенного, так сказать, от своей застарелой враждебности, вернувшегося в дом, двумя веками ранее бывший его домом, и снова нашедшего там пристанище? Определенно, со дня его приезда сердитое привидение больше ни разу не заглянуло в окно и не прошлось по лужайке.
Размышляя о дальнейшем развитии событий, я поневоле обнаруживаю сходство между тем, что случилось сейчас, и тем, что произошло во времена королевы Анны, когда Хью Верралл завладел Гарт-Плейс. В наши дни я вижу, думается, оборотную сторону медали, отлитой давным-давно. Ибо на этот раз еще один Хью Верралл не пожелал расстаться со здешними краями (причина этого вскоре станет вам ясна), подобно предку, обосновался в деревне и с поразительным усердием принялся наносить визиты обитателям своего родного дома, отныне принадлежавшего тем, чьи предки жили здесь задолго до праотцев Хью. Я усматриваю сходство — и от внимания Хью оно, уж конечно, не укрылось — также и в том, что, подобно Фрэнсису Гарту, Фрэнсис Джеймсон имеет дочь. На этом, надо сказать, подобие кончается, поскольку если Хью Верралл первый сватался к дочери Фрэнсиса Гарта безуспешно, то Хью Верралла-второго ожидала куда большая удача. Собственно говоря, я только что возвратился с его свадьбы.
ГИЛБЕРТ КИЙТ ЧЕСТЕРТОН
(Gilbert Keith Chesterton, 1874–1936)
Английский прозаик, поэт, эссеист, социальный мыслитель и христианский апологет, прославленный мастер парадоксов и автор детективных новелл, ставших классикой жанра, Гилберт Кийт Честертон родился в Лондоне в семье владельца агентства по торговле недвижимостью Эдварда Честертона. Окончив в 1892 г. лондонскую школу Св. Павла (где состоялись его первые поэтические опыты), он некоторое время обучался изобразительному искусству в известном художественном училище
В 1904 г. вышел в свет дебютный роман Честертона «Наполеон из Ноттинг-хилла», который сам автор называл своей первой значительной книгой. Эксцентричное, фантастико-игровое опрокидывание реальных социальных отношений и поэтизация повседневности, продемонстрированные в этой романтической утопии реставрированного Средневековья, позднее были развиты писателем в романах «Жив-человек» (1912), «Перелетный кабак» (1914) и «Возвращение Дон Кихота» (1927). Игровая подмена жизненных коллизий идеологическими построениями охранительного толка характерна и для сатирического романа «Человек, который был Четвергом» (1908), пародийно-детективное действие которого является сюжетно развернутым логическим парадоксом. Аллегоричность и порой откровенная умозрительность художественной прозы Честертона была обусловлена эссеистической природой его творческого мышления, непосредственно воплотившейся в огромном количестве написанных им произведений соответствующих жанров — трактатов, статьей, очерков, биографий, критических исследований и т. д. Среди наиболее известных сочинений Честертона, лежащих за рамками беллетристики, — сборник религиозно-философских статей «Ортодоксия» (1908), книги эссе «Двенадцать типов» (1902), «Еретики» (1905), «При всем при том» (1908), «Непустяшные пустяки» (1909), «Что стряслось с миром» (1910), «Людская смесь» (1912), «Назначение многообразия» (1920), «Пристрастие — не причуда» (1923), «Суеверия скептиков» (1925), «Признания и опровержения» (1935) и др., теологические трактаты «Св. Франциск Ассизский» (1923), «Вечный человек» (1925), «Св. Фома Аквинский» (1933), книги о Р. Браунинге (1903), Ч. Диккенсе (1906,1911), У. Блейке (1910), Р. Л. Стивенсоне (1927), Дж. Чосере (1932), исследования «Викторианский век в литературе» (1913) и «Краткая история Англии» (1917), наконец, изданная посмертно «Автобиография» (1936).
Особое место в обширном (более 80 книг), разнообразном и неравноценном литературном наследии писателя занимают его детективные рассказы, в большинстве которых в роли сыщика-любителя выведен провинциальный католический священник отец Браун. Впервые появившийся на страницах сборника «Неведение отца Брауна» (1911), он стал впоследствии сквозным персонажем еще четырех новеллистических циклов: «Мудрость отца Брауна» (1914), «Недоверчивость отца Брауна» (1926), «Тайна отца Брауна» (1927) и «Скандальное происшествие с отцом Брауном» (1935). Маленький, незаметный, временами смешной и нелепый, этот герой оказывается великим знатоком человеческой природы и потому способен разрешить загадки, перед которыми пасуют профессиональные слуги закона. Детективные тайны в рассказах «брауновской» серии (равно как и в новеллах сборника «Человек, который слишком много знал» (1922), где сквозным героем-расследователем предстает Хорн Фишер, и в «Парадоксах мистера Понда» (1937), где аналогичную роль играет заглавный персонаж цикла) неизменно оборачиваются тайнами психологическими, а их разгадки связаны с опровержением стереотипов — полицейских, обывательских, литературных, с разрушением мнимых авторитетов и фальшивых репутаций, с обнаружением контраста между благообразной социальной маской и истинной сутью человека, повинного в преступлении.
Злой рок семьи Дарнуэй
Рассказ «Злой рок семьи Дарнуэй» («The Doom of the Darnaways») был впервые напечатан в июне 1925 г. в лондонском ежемесячнике «Нэше энд Пэлл Мэлл мэгэзин» (т. 75. № 386); год спустя републикован в сборнике «Недоверчивость отца Брауна», выпушенном издательской фирмой «Касселл и К о». На русском языке впервые напечатан в переводе В. Сметанича под названием «Обреченный род» в изд.: Честертон Дж. К.Неверие патера Брауна. Л: Книжные новинки, 1927. С. 179–211. Перевод Н. Санникова печатается по изд.: Честертон Г. К.Тайна отца Брауна: Рассказы. М.: Эксмо, 2013. С. 424–449.