Портрет моего мужа
Шрифт:
– И как вы... заметили?
– Повезло.
– И все-таки?
– Действительно, повезло. Интересная конструкция, вот и всматривалась, а когда он шагнул, по связке будто искра прошла, которой быть не должно. Это же основы. Структура искрит, стало быть, есть проблема с изоляцией, энергопоток нарушен.
И не надо на меня глядеть с таким удивлением. Даже обидно как-то...
– То есть...
– То есть, либо дефект существовал давно, от этого ни одна структура не застрахована.
...даже то, что создаю я. Всегда есть шанс пропустить, не заметить,
– Или кто-то ее взломал, настроив на определенную энергетику.
Мар успел бы сделать несколько шагов, отошел бы от спасительного цеппелина, а там... там в небе между небом и морем ни один амулет не спас бы. К слову... интересная ведь тема... иногда и цеппелины падают, что нехорошо...
– Ясно, - сказал Кирис не слишком-то бодро.
– И к какому варианту склоняетесь вы?
– Ко второму. Сколько ваш мост простоял?
– Двенадцать лет.
– Вот... то есть, шанс, конечно, что сказалась степень износа, что структура самостабилизировалась некоторое время и все такое, имеется, но уж больно мизерный.
– Нам тоже так кажется...
А мы остановились.
Светлые двери. Темные стены. И мягкий ковер, который заглушил шаги. Кирис двери распахнул. Какая любезность... а я зажмурилась.
Внутри было... светло.
Точнее, настолько светло, что мигом заслезились глаза. Мать вашу... это ж сколько солнечных камней сюда напихали? Свет был плотным, жестким. Он заполнял столовую, выбеливая и без того белые стены. Он отражался в полированном металле и лакированном дереве, множа сам себя. И потому комната казалась почти бесконечной.
Где-то там, укрытое светом, бренчало пианино.
Сияли вазы.
Душно воняли розы. Давил морально фарфор, добавляя болезненной белизны. Обилие хрусталя. Столовое серебро... если они так в принципе живут, мне жаль этих людей. Разве в такой обстановке можно поесть нормально?
– А вот и наша потеряшка, - пропел сладкий голос.
– Кири, дорогуша, как мило с твоей стороны вспомнить об этом... недоразумении.
Сауле бирюзовый шел.
Льдистый такой. Холодный цвет. Платье узкое, что змеиная шкура. Волосы забраны высоко, и на бледной шее тонкой нитью выделяется цепь. Черное арвейское железо? Интересный выбор... а вот подвеска-капля, усыпанная темными сапфирами, как по мне тяжеловата. И силой от нее несет вовсе уж безбожно. Это ж как часто ее заряжать приходится?
В руке Сауле держала бокал, который был наполовину пуст.
Или полон?
Главное, допила она коньяк одним глотком и не поморщилась.
– Только ее не сюда вести надо было, а на кухню...
– Мне кажется, Мар не одобрит.
– Точно. Не одобрит, - Сауле слегка покачнулась, но на ногах устояла.
– А ты у нас слишком слаб... слишком зависим, чтобы сделать что-то без высочайшего одобрения. Как это я успела позабыть?
– Сауле!
Матушка Мара была в темно-зеленом. Бархатистый спокойный оттенок и платье той кажущейся простоты, которая стоит изрядных денег. На шее тонкая цепочка с каплями-изумрудами и ей в пару витой браслет. Силой
– Мальчик мой, ты же понимаешь, что она не со зла...
Сауле икнула. А до меня дошло очевидное:
– Она набралась.
– Деточка, - меня удостоили взгляда, в котором читалось одновременно и недоумение, и брезгливость, и все-таки смирение.
– В обществе не принято выражаться столь... примитивно.
– Ага...
– согласилась я с эйтой Ирмой.
– Знаю. Марик говорил. Жопа есть, а слова нет.
– Что?
– Что выражаться не принято. Вот нажираться можно, а выражаться - так ни-ни...
Мне показалось, или рыжий усмехнулся.
– Боги, за что это нам?
– За праведную жизнь?
– предположила я и, похлопав себя по животу, сказала.
– Так а кормить когда будут? А то я, признаться, проголодалась...
И вновь не солгала.
В животе вот заурчало весьма себе выразительно. Сауле рассмеялась, а матушка, слегка поморщившись, сказала:
– К счастью, это ненадолго...
И здесь я с ней согласилась.
Глава 16
Глава 16
Ужин... ужин проходил в теплой семейной обстановке. Место во главе стола пустовало, ибо Мар был слишком занят. По правую руку от него устроилась Лайма с сыном, который к ужину тоже переоделся, выбрав наряд сдержанный и темный, почти траурный. Единственным ярким пятном была алая булавка для галстука. Ишь ты... камень крупный и чистый.
Искусственного происхождения?
Или все-таки... как там было? Ильдисы в достаточной мере состоятельны, чтобы позволить себе природные рубины.
– Она хотя бы руками не ест, - заметила Сауле, запивая темное мясо вином. Светлым. Бокал был пятым по счету, но все вокруг делали вид, что так оно и надо.
– Значит, дрессировке поддается.
Йонас фыркнул.
А вот почтеннейшая эйта Ирма нахмурилась.
– Мне кажется, ты устала - сказала она так, что я едва не подавилась, хотя мясо было мягким, в меру острым и даже слегка сладковатым. Пюре, несмотря на неприятный зеленоватый оттенок, тоже оказалось вполне съедобным, а Ольс отучил меня от излишней разборчивости. Не то, чтобы мы там голодали, скорее уж не принято было тратить драгоценное время на такую ерунду, как чересчур сложные в приготовлении блюда.
– Нет, маменька, что ты, я бодра и весела, - Сауле подняла очередной бокал.
– Разве не заметно?
– Чересчур уж заметно.
Кирис, которому досталось место по левую рук Сауле, вздохнул, чем неосторожно обратил на себя высочайшее внимание.
– Мальчик мой, - эйта Ирма коснулась губ кружевною салфеткой.
– Тебе пора проводить невесту... на отдых.
Невесту?
Рыжий и вот эта вот... хотя... чему я удивляюсь. Она красива, оглушающе красива, какой может быть лишь урожденная эйта.