Портрет смерти (Посмертный портрет)
Шрифт:
– На соль мне не хватило времени… Жизнь полна неприятных сюрпризов, – мрачно добавила Пибоди.
Они приступили к списку работавших в «Портографии». Опрашивая подозреваемых, Ева накапливала данные о Хастингсе. Дирк был маньяком, гением, невозможным человеком, безумным, но неотразимым – в зависимости от того, с кем она говорила.
Одну из бывших помощниц Хастингса Ева застала на съемках в Гринпис-парке. Модели – мужчина и женщина – были облачены в то, что называлось «одеждой для активного спорта».
Эльза Рамирес – маленькая женщина с короткими темными кудряшками и смуглыми тонкими руками и ногами – сновала вокруг, строя мизансцены, подавая сигналы другим членам съемочной группы, раздавая бутылки с водой и выполняя все, что выпадало на ее долю.
Поняв, что конца этому не предвидится, Ева шагнула вперед и положила руку на плечо фотографа.
Плотная блондинка не была Хастингсом, но рычала не хуже.
– Сделайте перерыв, – сказала ей Ева и предъявила жетон.
– У нас есть разрешение. Эльза!
– Рада за вас. Но я по другому поводу. Сделайте перерыв и посидите где-нибудь в тени, иначе потеряете времени вдвое больше. Я оцеплю место съемки красной лентой и попрошу свою помощницу проверить ваше разрешение. Эльза… – Ева поманила ее пальцем. – Пойдемте со мной.
– Мы сняли площадку на час. – Эльза уже вынула из рюкзака документ. – Тут все правильно.
– Это ни при чем. Расскажите мне о Дирке Хастингсе.
Потное лицо Эльзы стало каменным.
– Я не буду платить за стекло. Он сам бросил в меня бутылку. Чокнутый сукин сын! Он может подать на меня в суд, вы можете посадить меня, но за разбитое стекло я платить не буду!
– Вы работали у него в феврале. С… – Ева стала листать свои записи. – С четвертого по восемнадцатое.
– Да, и должна была бы получить плату как за участие в военных действиях. – Она достала из чехла на бедре бутылку и сделала глоток. – Я не возражаю против тяжелой работы – наоборот, люблю ее. Не возражаю против небольших стычек, потому что сама человек вспыльчивый. Но жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на общение с психами.
– Вы узнаете этого человека? – Ева протянула ей портрет Сулу.
– Нет. Потрясающее лицо. Хороший снимок. Очень хороший. А что?
– Во время работы у Хастингса вы имели доступ к его файлам?
– Конечно. Ввод снимков в память компьютера и поиск фотографий, которые он хотел улучшить, были частью моей работы. А что? Он говорит, что я что-то украла? Украла его работу? Это чушь! Проклятие, я знала, что он чокнутый, но не думала, что он такой мстительный.
– Нет, он не говорил, что вы что-то взяли. Это я вас спрашиваю.
– Я чужого не беру. И ни за что не поставила бы свое имя под работой другого человека. Дерьмо, даже если бы я была вороватой сукой, то никогда не смогла бы воспользоваться украденным. У этого ублюдка есть свой
– Это его работа?
Эльза снова посмотрела на фотографию.
– Нет. Это хорошо, очень хорошо, но не гениально. Видите ее? – Эльза показала пальцем через плечо на женщину-фотографа. – Она знает свое дело. Умеет фотографировать, умеет печатать. Настоящий профессионал. Хастингс может делать такие вещи с завязанными глазами. Но она никогда не достигнет его уровня. Может быть, для этого нужно быть чокнутым. Но он великий мастер.
– Он напал на вас.
Эльза вздохнула и переступила с ноги на ногу.
– Ну, не совсем… Я слишком медленно поворачивалась, когда он снимал. Не ждала, а ожидание – часть моей работы. Он стал кричать на меня, а я ответила. У меня тоже есть нервы. Он бросил бутылку, но не в меня. Просто швырнул ее в окно. А потом говорит, что я должна буду заплатить за стекло, и начинает осыпать меня оскорблениями. Я ушла и не вернулась. Люсия прислала мне деньги за отработанное время, причем полностью. Она поддерживает там порядок. Насколько это возможно.
Ева вернулась в «Портографию», чтобы понять, с чем едят Люсию.
– Я не скажу о Хастингсе ни одного худого слова. В отличие от подавляющего большинства. Если бы он послушался меня, то нанял бы адвоката и привлек вас к суду за незаконный арест.
– Его никто не арестовывал.
– Все равно. – Она фыркнула и села за письменный стол. – Этот человек – гений, а гении не обязаны придерживаться тех же правил, что и все остальные.
– В том числе и запрета на убийство?
– Обвинять Хастингса в убийстве настолько абсурдно, что я даже отвечать не буду.
– Он затолкал одного из своих помощников в лифт. Бросил в другую бутылку. Угрожал выкинуть в окно третьего. Перечень можно продолжить.
Алые губы Люсии искривились.
– У него были на это причины. Художники – истинные художники – всегда темпераментны.
– О'кей. Ненадолго оставим в покое темперамент истинного художника Хастингса. Насколько защищены его файлы, записи и дискеты с фотографиями?
Люсия покачала головой и взбила светлую челку.
– Совершенно не защищены. Тут он не слушает никого, в том числе и меня. Он не может запомнить пароли, команды и ужасно злится, если не может быстро добраться до нужного снимка.
– Значит, доступ к ним мог иметь кто угодно?
– Ну, сначала этот человек должен был получить доступ в студию.
– Это сужает список до натурщиков, клиентов, то и дело меняющихся помощников, постоянных и временных служащих.
– Уборщиков.
– И уборщиков.
– Ремонтников. – Люсия пожала плечами. – Только им разрешается входить в студию, когда он отсутствует. Они выводят его из себя. Иногда он пускает студентов. Они должны платить и соблюдать тишину.
Ева едва не вздохнула.