Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
Собственно, началось все с мелочи. Выяснилось, что Звонницкий, которого все работавшие с ним люди считали отличным специалистом по информационным сетям и человеком довольно узким, ограниченным во всех житейских потребностях, – выяснилось, что он имеет политические пристрастия, ходит на какие-то сомнительные конференции, посвященные вопросам глобального мирового переустройства. В общем-то в этом не было ничего предосудительного. Сергей знал, что Ратников лояльно относится к любым политическим взглядам, кроме тех, которые он называл бесчеловечными. И почему
Но люди, собиравшиеся на этих конференциях, – вот кто привлек внимание Псковитина! Без всякой радости он обнаружил, что там бывают не только писатели, артисты и прочая богемная шушера, как ему показалось сначала, а и крупные бизнесмены – все как один с определенной репутацией и крепко связанные с политикой, что уже само по себе было неприятно. Следовало тщательнейшим образом проверить, чем занимается в этой компании Звонницкий, и Псковитин уже не тешил себя иллюзиями, что тот просто просиживает штаны, слушая бойких говорунов.
Такая проверка требовала времени и была неприятна Псковитину главным образом тем, что затрагивала вопросы неконкретные, двусмысленные, связанные с человеческими убеждениями и идеями.
«Может, предложить Юрке самому этим заняться?» – думал он иногда, понимая, что подобные материи доступнее Ратникову, чем ему.
Но совесть и самолюбие удерживали его от этого. Ведь он уже проверял Звонницкого, когда Ратников назвал того в качестве возможного главы новой информационной службы, – проверил и дал положительный ответ. Как же теперь было взваливать на Юру груз собственной возможной ошибки?
Сергей размышлял об этом утром, лежа в кровати и затягиваясь первой сигаретой. Он давно уже привык курить с утра, хотя отлично понимал, что это не укрепляет здоровье. Впрочем, сигарета, выкуренная в постели, не мешала ему потом делать привычную свою, десантную еще, утреннюю разминку. Потом он ехал в бассейн или на теннисный корт, включаясь в свой обычный дневной ритм. Только бегать по утрам он не любил, ему приходилось заставлять себя это делать. Почему-то терпеть не мог старательных спортсменов, трусящих по парку в сопровождении собачек.
Мокрый ноябрьский снег лепился к оконному стеклу, нагонял тоску, хотя Сергей давно уже приучил себя не обращать внимания на погоду. Но когда окна были залеплены этой серой кашей, собственное одиночество казалось ему особенно безнадежным.
Месяц прошел с того дня, когда он понял, что Лиза потеряна для него. С той самой минуты, когда он догадался, что произошло между нею и Юрой, у него и мысли не появилось о том, чтобы «побороться за свое счастье». Это было так же смешно и безнадежно, как бороться с самим собой, и не потому, что Юра был сильнее, а просто потому, что Сергей заранее знал: победа над ним была бы на самом деле поражением. Юрка вообще был вне той сферы Сергеевой жизни, где мыслима была борьба.
И он молчал, сжав зубы, понимая, что Лиза потеряна безвозвратно, и больше всего боясь теперь, что
Была суббота, но это ничего не значило: Псковитин собирался сегодня в «Мегаполис» – он, как и Юра, оставлял себе только один выходной день, да и то не всегда.
Для себя он никогда не вызывал ни машину, ни охрану, скрывая это от Юрки, чтобы не подавать дурного примера. Правда, Ратников заметил это однажды, но в ответ на его подколку Сергей тут же заявил:
– В меня не стреляют у собственного подъезда, а если и вздумает какая сволочь, у меня реакция все равно получше, чем у любого охранника.
Это было правдой. Несмотря на то что Псковитин отбирал людей в охрану более чем тщательно, обращая внимание на боевой опыт горячих точек в сочетании со здоровой психикой, – с ним, бывшим командиром разведывательно-диверсионного батальона, никто из них не мог тягаться. Он страшно жалел даже не о том, что в тот февральский день Юра выходил из подъезда без охранника, – он жалел, что сам не был рядом с ним.
Тогда Юрку спасло только старое, в три обхвата, дерево во дворе: после того как несколько пуль из «ТТ» попали в Ратникова, он упал так, что контрольный выстрел в голову сделать было невозможно.
– Время просто выбрали неудачное, – смеялся он потом. – Если б вечером, обошли бы деревце и дострелили, а так – народ набежал, неудобства…
Может, так оно и было, но Сергей считал, что в тот раз Юрку хотели только попугать, да перестарались. При чем тут дерево, кому оно может помешать, так же как и набежавший народ!.. Его укрепляло в этом убеждении и то, что покушение не повторили. Он знал, что, если бы Юра стал в тот раз предметом охоты по-настоящему, все было бы уже давно кончено.
А то, что он так и не нашел тогда этих людей, Псковитин добавлял к числу постыдных, невыносимых воспоминаний, которых у него даже и после Афгана было не много.
После того случая он ни разу не позволил себе расслабиться, обрубал все хоть мало-мальски опасные связи, которые могли бы возникнуть у «Мегаполис-инвеста» из-за Юриной готовности рискнуть. И вот теперь эта головная боль – Звонницкий с его информационными сетями, к которым Сергей чувствовал стойкую, по-мальчишески упрямую неприязнь с тех самых пор, как Саша Неделин забивал Юрке голову всеми этими глобальными идеями…
Сегодня он поехал не в бассейн, а на корт, и поэтому разминулся с Ратниковым, который никогда не играл в теннис по утрам, предпочитая плавание. Сергей увидел его спортивный «Форд» только у здания «Мегаполиса» и сердито хмыкнул: все равно норовит гонять один, и сам за рулем!
Гулкой пустоты не чувствовалось в старинном особняке, даже когда людей в нем не было. В этом и было особое, живое тепло старых зданий. Наверное, тени, населявшие их, не оставляли места для пустоты. А в их особняке, судя по всему, жили добрые призраки: ни в одном помещении Псковитин не чувствовал себя так хорошо, как здесь, хоть и относился скептически к этим Юриным измышлениям о старых тенях.