Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
– Неужели мы здесь вообще одни? – удивленно спросила она, обернувшись к Юре.
– Ну, не на всем острове, конечно. Но в том-то весь и фокус: здесь домов пятьдесят, не больше, и они расположены так, что у каждого свой пляж, места на всех хватает. Вот увидишь, можно встречаться с соседями только в ресторане, а в остальное время считать себя робинзонами.
Увидев, что Юра уже разделся, Лиза тоже сбросила платье, сбросила все, что на ней было, и побежала вслед за ним к кромке воды. Океанская волна, длинная, как взмах гигантской руки, легла к их ногам с долгим, призывным шорохом.
Конечно, Юра плавал гораздо лучше, чем Лиза. Без
Она вернулась к берегу, легла на песок так, что волны накатывались на нее до подбородка, и смотрела на Юру. Отсюда, с берега, он и правда был похож на дельфина. Только минут через двадцать он подплыл к берегу, лег рядом с Лизой, подставляя тело ласкающей, затихающей волне.
– Здорово, Лиз, да? – выдохнул он. – Оказывается, идиллии вполне достаточно человеку для счастья. Только чтобы ты смотрела на этого человека. У тебя глаза с морем сливаются, ты знаешь?
– Не знаю, Юра. Кто мне говорил об этом?
– Вот я тебе и говорю: у тебя глаза как море, и не смейся надо мной.
– Я и не смеюсь…
Она прижалась к нему, и, обнявшись, они лежали на берегу, пока волны накрывали их, убаюкивали и ласкали.
Вечером они сидели на просторной веранде, под незнакомым звездным небом, пили захваченный из Шереметьева «Мартель». Лиза раскачивалась в глубоком кресле-качалке, и ей казалось, что море по-прежнему касается ее плеч, что прикосновения волн сливаются с прикосновениями Юриного тела… Темнело быстро, свет они не включали, и Лиза еле различала черты Юриного лица в глубокой южной темноте.
– Какой хороший день, Юра, какой хороший… – тихо произнесла она.
– Правда? А я ведь волновался, Лиз. Вдруг, думаю, тебе не понравится, покажется скучно, слишком однообразно…
Она улыбнулась. Даже странно, что Юра, во всем остальном такой проницательный, часто сомневался в том, что ей казалось само собою разумеющимся.
– Редко свободное время выдается, – продолжал он. – Обидно проводить его не так, как хочется, да?
И, хотя у Лизы-то было вполне достаточно свободного времени, она кивнула.
– Мне вообще нравится путешествовать, Юр, – сказала она, то зажигая, то выключая маленькую лампочку для чтения, вделанную в ручку кресла. – Я даже не говорю, что с тобой мне нравится, – это вообще за пределами… Но мне и просто нравится ездить, смотреть. Я ведь так давно нигде не была! В Германии я чувствовала, какой мир огромный, и казалось: все доступно, только руку протянуть. А потом все как-то отдалилось, сделалось нереальным… Я сама не понимаю, из-за чего.
– Ерунда! – решительно сказал он и тут же оговорился: – То есть не то чтобы ерунда, но я думаю иначе. Нет, конечно, не все в нашей воле. Но ездить, смотреть мир – ведь это просто, Лиза, это наконец-то стало простым и естественным занятием. – И, заметив, что она хочет что-то возразить, не дал ей этого сделать. – Я понимаю, ты о деньгах подумала. Но мне бы не хотелось, чтобы ты о них думала, ладно? Зачем нам притворяться друг перед другом? Я хочу, чтобы ты могла видеть жизнь такой, как она есть, могла думать, нащупывать, что ты сама в ней значишь. И если тебе для этого необходимо путешествовать – значит, надо путешествовать. А иначе какой смысл в деньгах? Ты в Париже была?
– Нет. Какой-то заколдованный для меня город. Меня
Тут Лиза замолчала, подумав о том, что в этом бесконечно далеком городе живет потрясающей красоты женщина с золотым ореолом волос…
– Поедем, – сказал Юра, нарушив паузу. – Это такой город, в который нельзя не ездить. В него можно ездить и сто, и тысячу раз, а он все будет другим, и все ты будешь чувствовать это легкое разочарование в первые минуты и такое пронзительное очарование потом, что сердце не оторвать. А то, о чем ты подумала, – закончил он, – неважно. Я не хочу, чтобы ты думала об этом, я вообще не должен был тебе позволять думать об этом, и я же обещал тебе, что этого не будет в твоей жизни больше никогда, правда? Вот и не думай.
Лиза молчала, думая о том, как нелегко дается ему спокойный тон, когда между ними становится этот незримый женский образ. Но это надо было пережить – что оставалось делать? Прошлого не отменить, а настоящее властно притягивало их друг к другу, несмотря ни на что.
И, засыпая на Юрином плече, она все покачивалась на длинных океанских волнах, все чувствовала пузырьки пены на своих плечах, которые лопались под Юриными осторожными поцелуями.
Лиза проснулась так рано, как никогда не просыпалась дома. В комнате стоял все тот же прохладный полумрак, трепетали занавески на открытых окнах. Только тут она заметила, какой необычный потолок в этой комнате. Пальмовые листья образовывали высокий шатер у нее над головой, и пространство комнаты казалось из-за этого огромным. Так необычно выглядело сочетание белой с золотом мебели и потолка из листьев!
Юра еще спал, и Лиза осторожно, чтобы не разбудить, провела рукой по его голове, поцеловала его в плечо и спустила ноги на белый ковер, покрывавший весь пол в просторной спальне. Она на цыпочках подошла к огромному, от пола до потолка, зеркалу, вгляделась в свое лицо, еще хранившее следы сна, но сияющее той особенной свежестью, которую дает отдых, свежий воздух и душевное спокойствие.
Она еще совсем не загорела, и ее тело светилось в полумраке, как перламутр морской раковины. Лиза набросила пеньюар из белого батиста и вышла на веранду.
Яркость красок, яркость света ослепила ее после полумрака спальни. Шумели под ветром листья пальм, большие кокосовые орехи лежали под деревьями, и Лизе показалось, что они с Юрой действительно затерялись в этой хижине посреди огромного мира, что они одни на острове и на всей земле.
Не переодевшись, не умывшись, она пошла по дорожке к морю. Сбросив пеньюар, с удовольствием окунулась в воду, поплыла вперед, потом вернулась, легла на песок у воды; ее распущенные волосы намокли.
– А акул ты не боишься, а, русалочка? – услышала она веселый Юрин голос.
– Ой, Юра, ты проснулся! Каких еще акул?
– Да никаких, не бойся. Накупалась?
– Да разве можно накупаться? Все плавала бы и плавала или лежала вот так…
Они проплыли еще раз вместе. Юра обнимал ее под водой, тянул к себе, а она кричала:
– Юрка, мы же утонем, что ты делаешь!
Освеженные утренним плаванием, с мокрыми волосами, они отправились в ресторан, находившийся на берегу, но совершенно не видимый ни от их дома, ни с пляжа. С веранды ресторана открывался вид на океан, но ни один пляж не был виден, так продуманно было расположено здесь каждое строение.