Портреты Смутного времени
Шрифт:
Но заговорщики все же не верили, что большинство будет за них, и поэтому условились по первому набату броситься во дворец с криком: «Поляки бьют государя!», окружить Лжедмитрия как будто для защиты и убить его. Решено было одновременно ворваться в дома к полякам, отмеченные накануне русскими буквами, и перебить ненавистных гостей. Немцев решили не трогать, потому что знали равнодушие этих наемников, которые храбро сражались за Годунова, верны Дмитрию до его смерти, а потом будут также верны новому царю из бояр.
Дмитрий получил несколько доносов о готовящемся заговоре. Так, 16 мая немецкий наемник предупредил Дмитрия о заговоре. Другой донос поступил от Юрия Мнишека.
Поляки заподозрили неладное. На ночь они собирались в нескольких домах (в доме послов Олесницкого и Гонсевского, в доме Юрия Мнишека и др.), где устроили как бы небольшие гарнизоны.
На 18 мая Дмитрий наметил большую военную игру. Для этого за Сретенскими воротами Москвы был построен деревянный городок, который царь собирался брать приступом. Заговорщики воспользовались этим и распустили слух, что царь во время потехи хочет истребить всех бояр, а потом уже без проблем поделиться с Польшей московскими землями и ввести «латынство».
В светлую ночь с 16 на 17 мая 1606 года бояре-заговорщики впустили в город около тысячи новгородских дворян и боевых холопов. На подворье Шуйских собралось около двухсот вооруженных москвичей, в основном дворян. С подворья они направились на Красную площадь. Около четырех часов утра ударили в колокол на Ильинке, у Ильи Пророка, на Новгородском дворе, и разом заговорили все московские колокола. Толпы народа, вооруженные чем попало, хлынули на Красную площадь. Там уже сидели на конях около двухсот бояр и дворян в полном вооружении.
Дворяне-заговорщики объявили народу, что «литва бьет бояр, хочет убить и царя». Толпа бросилась громить дворы, где жили поляки. Между тем Шуйский во главе двух сотен всадников въехал в Кремль через Спасские ворота, держа в одной руке крест, в другой — меч. Подъехав к Успенскому собору, он сошел с лошади, приложился к образу Владимирской Богоматери и сказал людям, его окружившим: «Во имя божие идите на злого еретика». Толпы двинулись ко дворцу.
Шум разбудил Дмитрия, спавшего во дворце с Мариной. В соседней комнате царские покои охранял Петр Басманов. Дмитрий крикнул ему: «Что там случилось?» Кто-то из дворцовых служителей заорал: «Пожар!» Дмитрий на время успокоился. Но крики все усиливались. Басманов вышел на крыльцо и увидел разъяренную толпу. Царского любимца встретили нецензурными ругательствами и криком: «Выдай самозванца!» Басманов бросился во дворец, приказал страже не впускать ни одного человека, а сам в отчаянии прибежал к царю, крича: «Ахти мне! Ты сам виноват, государь! Все не верил, вся Москва собралась на тебя».
Немецкие наемники, охранявшие дворец, растерялись, что позволило одному из нападавших, дьяку Тимофею Осипову, ворваться в царскую спальню. Согласно позднейшим летописям, Осипов, известный своей праведной жизнью, пришел обличать самозванца. На самом деле он явно хотел покончить с расстригой. Но Басманов опередил дьяка и разрубил ему саблей голову. Труп в спальне, естественно, не импонировал Марине, и она приказала выкинуть его из окна. Осипова хорошо знали и любили в городе. Вид его окровавленного тела разгневал толпу, и она пошла на штурм дворца.
Басманов и Дмитрий с саблями наголо встали в дверях. Царь истерично кричал: «Я вам не Годунов!» Тут думный дворянин Михаил Татищев изловчился и длинным
Наступил критический момент восстания. Однако Василий Шуйский нашел выход. Он предложил напугать стрельцов расправой над их семьями. Ведь московские стрельцы, в отличие от веселых мушкетеров Людовика XIII, не были сорви-головами и искателями приключений, а превратились в благополучных мещан, обросших семьями, огородами, многие занимались ремеслами и торговлей. Заговорщики закричали: «Пойдем в Стрелецкую слободу, истребим их жен и детей, если они не хотят нам выдать изменника, плута, обманщика». Понятно, что для стрельцов это была страшная угроза, и они вступили в переговоры с нападавшими. Сошлись на компромиссе: «Спросим царицу: если она скажет, что это прямой ее сын, то мы все за него помрем. Если же скажет, что он ей не сын, то бог в нем волен».
В ожидании ответа от Марфы заговорщики с ругательствами и рукоприкладством спрашивали Лжедмитрия: «Кто ты? Кто твой отец? Откуда ты родом?» Он отвечал: «Вы все знаете, что я царь ваш, сын Ивана Васильевича. Спросите обо мне мать мою или выведите меня на Лобное место и дайте объясниться».
Тут явился князь Иван Васильевич Голицын и сказал, что он был у царицы Марфы, и она ответили, что сын ее убит в Угличе, а это самозванец. Народу эти слова передали, добавив, что сам Дмитрий признался в своем самозванстве и что Нагие подтверждают показания Марфы. Тогда отовсюду послышались крики: «Бей его! Руби его!» Из толпы выскочил боярский сын Григорий Валуев и выстрелил в Дмитрия, приговаривая: «Что толковать с еретиком. Вот я благословлю польского свистуна!» Остальные порубили труп и бросили его на тело Басманова со словами: «Ты любил его живого, не расставайся и с мертвым». Затем трупы раздели и поволокли через Спасские ворота на Красную площадь. Поравнявшись с Воскресенским монастырем, толпа остановилась, чтобы спросить у Марфы: «Твой ли это сын?» Та ответила: «Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, теперь он уже, разумеется, не мой».
ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ
Род Шуйских занимает особое место в истории Руси XV — начала XVII века. На Руси род Шуйских всегда считался вторым по знатности после правившего рода потомков Ивана Калиты, внука Александра Невского. А за рубежом (в Польше, в Австрии) Шуйских именовали «принцами крови».
Шуйские вели свой род от князя Андрея Ярославовича, брата Александра Невского. Хотя Андрей был младшим братом Невского, но его потомки формально обладали большими правами на владение Русью, так как именно Андрей, а не Александр был в 1249 году возведен великим монгольским ханом на престол великого князя владимирского.