Портреты Смутного времени

Широкорад Александр Борисович

Боярская грамота Сигизмунду начиналась так: «Наияснейшему великому государю Жгимонту III и проч. великого Московского государства ваши государские богомольцы: Арсений архиепископ Архангельский и весь овсященный собор, и ваши государские верные подданные, бояре, окольничие» и т. д.

Грек Арсений Елассонский по указанию семибоярщины вел службы в Архангельском соборе Кремля и посему лихими дьяками был возведен в чин архиепископа Архангельского.

Равно семибоярщина боялась упоминать патриарха Игнатия в грамотах к русским городам. И это понятно: поляки давно смеялись над русскими, что у них слишком много патриархов. А у русских людей в провинциях возник бы резонный вопрос, откуда и как появился новый патриарх, пошли бы слухи о смерти Гермогена и т. д. Вожди второго ополчения получили бы хороший козырь в борьбе с поляками и семибоярщиной.

Патриарх Игнатий не строил иллюзий относительно

своего положения в Кремле и с первой же оказией решил бежать. 27 декабря 1611 года вместе с обозом гетмана Ходкевича он отправился к королю Сигизмунду под Смоленск. В ноябре 1612 года Сигизмунд взял «патриарха» Игнатия с собой в поход на Москву. После провала похода Игнатия поселили в униатском Троицком монастыре в Вильне. Архимандриту монастыря Вельямину Рутскому удалось уговорить Игнатия принять унию. В январе 1615 года король Сигизмунд пожаловал Игнатия большим имением. В королевских грамотах он именовался «патриархом Московским, на сей час в Вильне будучим», где «успокоенья нашего с Москвою дожидается».

В 1618 году поляки утверждали, что патриарх Игнатий идет с войском Владислава на Москву. Это был довольно сильный пропагандистский ход, поскольку царь Михаил с матушкой оставили Русь без патриарха в самые критические для нее годы.

Во время переговоров представителей Владислава с русскими под Москвой в конце 1618 года — начале 1619 года поляки о патриархе Игнатии уже не упоминали. Некоторые историки полагают, что к этому времени Игнатий умер, другие относят его смерть к 1640 году. В любом случае, он уже никому не был нужен.

Между тем Гермоген продолжал находиться под стражей в Чудовом монастыре. Я пишу «под стражей», отдавая дань привычному историческому штампу. Благо нет никаких достоверных свидетельств о конкретных ограничениях свободы патриарха. Например, его не выпускали из кельи, и у дверей стояла вооруженная охрана, или его просто заставляли выполнять строгий устав, обязательный для всех монахов, или его не выпускали из монастыря? Я лично склоняюсь к последнему варианту.

Единственной патриаршьей грамотой, признанной всеми историками, является письмо Гермогена в Нижний Новгород, датированное 25 августа 1611 года. В грамоте сказано: «В Нижний Новгород благословение архимандритам, и игуменам, и протопопам, и всему святому собору, и воеводам, и дьякам, и дворянам, и детям боярским, и всему миру: от патриарха Ермогена Московского и всея Руси мир вам, и прощение, и разрешение. Да писати бы вам из Нижнего в Казань к митрополиту Ефрему, чтоб митрополит писал в полки к боярам учительную грамоту да и казацкому войску, чтоб они стояли крепко в вере. И боярам бы говорили и атаманье бесстрашно, чтоб они отнюдь на царство проклятого маринкина паньина сына... не благословляю. И на Вологду ко властем пишите ж так же, как бы писали в полки. Да и к Рязанскому (архиепископу. — А. Ш.) пишите тож, чтоб в полки так же писали к боярам учительную грамоту, чтоб уняли грабеж, корчму, блядню, и имели б чистоту душевную и братство, и промышляли б, как реклись, души свои положити за пречистыя богородицы дом, и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили. Да и во все городы пишите, чтоб из городов писали в полки к боярам и атаманье, что отнюдь маринкин сын на царство не надобен: проклят от святого собору и от нас. Да те бы вам грамоты с городов собрати к себе в Нижний Новогород да прислати в полки к боярам и атаманье. А прислати с грамотами прежних же, коих естя присылали ко мне с советными челобитными бесстрашных людей: свияженина Родиона Мосеева да Ратмана Пахомова. А им бы в полках говорити бесстрашно, что проклятый отнюдь не надобе. А хоти буде и постражате, и вас в том бог простит и разрешит в сем веке и в будущем. А в городы для грамот посылати их же, а велети им говорити моим словом. А вам всем от нас благословение и разрешеие в сем веке и в будущем, что стоите за веру неподвижно, а аз должен за вас бога молити».

Обратим внимание, что в своей грамоте Гермоген ни разу прямо не выступил против семибоярщины и поляков.

Родион Мосеев привез эту грамоту Гермогена в Нижний Новгород 25 августа 1611 года, а 30-го копию ее отправили в Казань. Получив грамоту, митрополит Ефрем среагировал немедленно: «Со всею землею Казанского государства, что нам отнюдь на царство проклятого паньина маринкина сына не хотети. А буде казаки того маринкина сына или иного кого учнут на Московское государство выбирати своим произволом, не сослався со всею землею, и нам того государя на Московское государство не хотети и против его стояти все Казанским государством единодушно. А выбрати б нам на Московское государство государя, сослався со всею землею, кого нам государя бог даст».

О смерти Гермогена нам известно

из грамоты монахов Троице-Сергиева монастыря, полученной князем Д. М. Пожарским в начале апреля 1612 года. Там говорится, что поляки прислали к Гермогену русских людей, которые пытались уговорить его написать нижегородскому ополчению, чтобы не ходило к Москве. Гермоген отвечал: «Да будут благословенны те, которые идут для очищения Московского государства, а вы, изменники, будьте прокляты». Поляки за это велели уморить патриарха голодом. Умер Гермоген 17 февраля 1612 года и был погребен в Чудовом монастыре.

Заметим, что к февралю 1612 года положение с продовольствием в Кремле стало хуже некуда. Польские солдаты доходили до людоедства. Естественно, что рацион заключенных был крайне скуден, а Гермогену уже было за восемьдесят.

После смерти Гермоген был причислен к лику святых. Царские и церковные историки сделали из него мученика за веру и духовного вождя русского народа в борьбе с поляками. В советское время патриотическая деятельность Гермогена оценивалась положительно, но куда более скромно. Гермоген явно не тянет на роль вождя или даже организатора двух ополчений, его скорее можно назвать символом борьбы русских людей против польской интервенции.

МАРИНА МНИШЕК

Роковую роль в истории Смуты сыграла польская семейка Мнишеков. Собственно, поляками я называю Мнишеков, лишь следуя укоренившемуся историческому и литературному штампу. На самом деле Мнишеки были чехами. Но назвал Пушкин Марину в сцене у фонтана «польской девой», так теперь и рука не поднимается написать «чешская дева», да и большинству читателей ухо резать будет. Так что буду называть Мнишеков поляками.

Раз уж заговорили о Пушкине, то надо сказать, что к Марине Мнишек он испытывал эмоции почти как к современнице, с которой лично знаком. 30 января 1829 года он писал Н. Н. Раевскому: «Я заставил Дмитрия влюбиться в Марину, чтобы лучше оттенить ее необычный характер. У Карамзина он только слегка отмечен. Но это, конечно, была престранная красавица. У нее только одна страсть — честолюбие, но такое сильное, бешеное, что трудно себе представить. Хлебнув царской власти, она опьяняет себя химерой, проституируется, переходит от проходимца к проходимцу — то делит ложе отвратительного еврея, то живет у казака в палатке, всегда готовая отдаться каждому, кто даст ей хоть слабую надежду на трон, уже несуществующий. Смотрите, как она мужественно переносит войну, нищету, позор; но с польским королем она сносится как венценосец с венценосцем. И какой конец у этой буйной, необыкновенной жизни. У меня для нее только одна сцена, но если бог продлит мои дни, я к ней вернусь. Она волнует меня как страсть».

К моменту появления Лжедмитрия I в Польше Мнишеки обладали определенным влиянием при дворе, но с этим привилегированным положением соединяли равную ему и вполне заслуженную неприязнь в народе. Мнишеки, чехи по происхождению, недавно поселились в Польше. Отец Юрия Николай Мнишек переехал в Польшу из Моравии где-то в 1540 году. Родовое имя Мнишеков нашло сомнительную славу в хрониках Священной Римской империи, но носитель его принес с собой большое состояние, нажитое им на службе у короля Фердинанда. [66] Николай Мнишек выгодно женился на дочери санокского кастеляна Каменецкого и тем самым породнился с одной из аристократических фамилий Польши. Это открыло ему доступ к самым высшим должностям в государстве. Вскоре он получил звание великого коронного подкормил.

66

Фердинард I Габсбург - младший брат императора Священной Римской империи Карла V, король Богемии с 1526 г., император Священной Римской империи в 1558-1564 гг.

Подобно своим предкам, потомки Николая Мнишека никогда не блистали военными доблестями. Оба его сына, Николай и Юрий, служили при дворе Сигизмунда II и ничем не проявили себя до тех пор, пока смерть супруги короля Варвары Радзивилл не изменила кардинально его характер. Король предался разврату и мистицизму, и Мнишеки явили тогда свои таланты. Проворные маклеры и искусные сводники, они доставляли своему безутешному государю колдунов, вызывателей духов, любовниц и разные зелья и средства для возбуждения потехи. В одном монастыре бернардинок воспитывалась юная красавица по имени Варвара. Она была удивительно похожа на покойную королеву. Юрий Мнишек пробрался туда, переодевшись в женское платье, и Варвара согласилась еще более реальным образом напомнить королю о прелестях столь горячо оплакиваемой супруги. Варвара была дочерью простого мещанина Гижи. Ее поселили во дворце, и два раза в день Юрий Мнишек отводил ее к королю.