Портреты
Шрифт:
Я почувствовала, что машина замедляет ход, и, открыв глаза, обнаружила, что мы поворачиваем на узкую проселочную дорогу. Нас заливал солнечный свет, пробивавшийся сквозь верхушки деревьев, а зелень живых изгородей, мелькавших мимо нас, подчеркивала великолепную желтизну полей, расцвеченных посевами рапса. Макс покосился на меня.
– Вы спали? Мы уже почти приехали.
Он кивнул в сторону холма, который высился над блестящей поверхностью воды, испещренной маленькими белыми гребешками. На вершине холма стоял дом, при виде которого у меня захватило дух.
– Макс! – воскликнула я, – так это и есть Холкрофт? Какая красота!
– Вам нравится? – радостно спросил он, въезжая в кованые железные ворота и без труда поднимаясь на холм. Мы сделали два не слишком крутых поворота и оказались на подъездной дорожке между большой лужайкой и гладким как стекло прудом.
– Слушайте, почему вы не предупредили меня, что мы едем осматривать исторический памятник? Не хотели выдавать секрета?
– Разве? По-моему, я был довольно откровенен.
Остановив машину, Макс легко выскочил из нее.
Мы подошли к главному входу, перед которым с обеих сторон были большие клумбы с многолетними цветами, правда немного заглушенными сорной травой. Заметив, что я обратила на них внимание, Макс застенчиво улыбнулся и произнес:
– Садовник перед вами.
– Ох, Макс, вот уж не подумала бы! Меньше всего вы похожи на садовника.
– По-моему, цветы тоже так считают. Я обожаю это занятие, хотя бываю здесь слишком редко, чтобы как следует за ними ухаживать.
– Неважно, здесь... – я не договорила, потому что дверь неожиданно распахнулась, и нам навстречу вышел человек такой же темноволосый, как Макс, и примерно того же возраста. То, что они родственники, не вызывало сомнений. Значит, перед нами был Роберт. Он сделал несколько шагов нам навстречу. Походка у него была такая же стремительная, как и у Макса, но в нем не ощущалась характерная для первого легкость. Напряжение, с которым он держался, плохо сочеталось с небрежно брошенными словами:
– Макс, ну наконец-то.
– Вот и мы, – ответил Макс без особой теплоты. – Это Клэр Вентворт. Клэр – мой двоюродный брат, Роберт.
– Здравствуйте. – Роберт пожал мне руку, но был рассеян и обращался по-прежнему к Максу. – Привет, входите побыстрей. Дед давно ждет.
– Как он? – с тревогой спросил Макс. – В общем-то ничего, немного беспокоился, как вы доедете.
Я снова ощутила в его тоне настороженность. Было ясно, что эти двое не особеннопривязаны к друг другу.
– В таком случае, не будем больше заставлять его ждать. – Макс взял меня под руку, и мы вошли в дом.
Широкая лестница, ведущая на второй этаж, прямо из холла, отделанного на манер шахматной доски квадратами мрамора, заканчивалась большой площадкой, рядом с которой находился небольшой лифт. Направо от входа стояли старинные часы с инкрустацией и позолоченным циферблатом, и вообще
– Они приехали, дед.
Роберт отошел в сторону, а Макс быстро пересек комнату и наклонился, чтобы поцеловать старика, сидевшего в инвалидном кресле с накрытыми пледом коленями. Выглядел он изможденным и дряхлым, но голос у него был, как у Макса и у Роберта, глубокий и низкий, и поприветствовал он меня очень радушно.
– Клэр, милая, я ужасно рад, что вы согласились принять участие в нашем скромном семейном празднике. Как вам понравилась дорога?
– Она чудесная, особенно когда подъезжаешь. Дом стоит в самом красивом месте.
– Это верно. Наш предок, Максвелл Лейтон, построил его в конце семнадцатого столетия. Конечно, с тех пор многое изменилось, но вы должны обязательно потребовать, чтобы Макс показал вам приходскую церковь четырнадцатого века. Это здесь самое любопытное.
– Я с удовольствием посмотрю.
– Я прослежу, чтобы завтра он непременно вас туда сводил. Итак, Макс, мой мальчик, рассказывай, что у тебя нового.
Обстановка за обедом была более непринужденной, чем встреча возле дома, но все же и тут не ощущалось семейного тепла, к которому я привыкла.
Столовая, где мы сидели, была огромной и с очень высоким потолком, украшенным лепниной. На висевших на стенах портретах, вероятно, были изображены предки, отрешенно поглядывавшие на нас, будто то, что происходило сейчас в этой комнате, не имело к ним никакого отношения. Я узнала, что отец Макса был старшим сыном в семье, а его младший брат, тоже умерший несколько лет назад, был отцом Роберта.
Мне стало грустно, когда я подумала, что эти трое сидевшие за столом – все, что осталось от некогда большой семьи.
Мы уместились за одним концом длинного стола в стиле королевы Анны. Дед Макса оставался по-прежнему в своем кресле, и я решила, что он, вероятно, прикован к нему уже много лет. Он был заметно немощен. Его руки, красивой формы, но слабые и безжизненные, густо покрытые выступающими венами, немного подрагивали, когда он ел, и, чтобы ими владеть, ему явно требовалось усилие. Но, несмотря на слабое здоровье, ум у него оставался ясным. 3а мягкостью манер скрывались наблюдательность и чуткость. Он не потерял интереса к людям.
– Макс уверяет, что вы – весьма талантливая художница, Клэр.
Я улыбнулась.
– Я и в самом деле художница, мистер Лейтон, но только снисходительность Макса позволила ему применить ко мне слово «талантливая».
– Чепуха, моя милая, Макс еще никогда в жизни не тратил слов понапрасну. Если он говорит, что вы талантливы, значит, так оно и есть. Доброта тут ни при чем. А что же вы пишете?
– Я кончила серию, посвященную французской деревне.
– И где же именно находится эта деревня? – поинтересовался Роберт.