Поселок
Шрифт:
– Бог с вами, Клавдия, – сказал Павлыш. – Если вы не хотите, чтобы со мной летела Салли, полетим с вами.
Ему показалось, что Салли, слышавшая это предложение, улыбнулась, но он не посмел посмотреть в ту сторону.
– Вы с ума сошли, – произнесла Клавдия, неожиданно покраснев. Павлыш даже не подозревал, что Клавдия умеет краснеть. – Вы полагаете, что именно я и есть главная бездельница на нашей станции?
– Я ничего дурного не имел в виду. Я только думал, что и вам рано или поздно придется лететь в горы. Это же ваша стихия.
–
– Мое дело пригласить. Место в вездеходе найдется.
– Спасибо за приглашение, в другой раз…
Салли завернула Павлышу несколько бутербродов на дорогу и дала термос с кофе.
– Не расстраивайся, – сказала она, когда Клавдия удалилась к себе в лабораторию. – Мне в самом деле сегодня надо работать. Мы слетаем с тобой в следующий раз.
– Не знаю, когда он будет, – ответил Павлыш. – Завтра возникнет еще миллион дел.
– Придумаем что-нибудь. Сегодня ты найдешь какие-нибудь особенно красивые места. Хорошо?
Салли поднялась на цыпочки и легонько поцеловала Павлыша в висок. Она была высока ростом.
– Я знаю, что сделаю. Я уже все обдумал.
– Что?
– Я переселяюсь в лабораторию. Вместе с тобой.
– Со мной?
– Да. У нас будет свой домик, мы сможем закрыть за собой дверь. Почему нам нужно притворяться и делать вид, что мы не нравимся друг другу?
– Ты не умеешь делать вид.
– Тем более Клавдия все равно недовольна.
– Разумеется. Это крушение принятых норм. Она отлично знает, откуда берутся дети, не считай ее лиловым чулком. Но в экспедиции она привыкла, что на твоем месте находится Сребрина Талева. Наши отношения неправильны, неожиданны, и она никак не может к ним приспособиться, а нас всегда раздражает то, к чему мы не можем приспособиться. Например, нас раздражает эта планета.
– Не надо философствовать. Поставим ее перед фактом.
– Ничего не выйдет – лаборатория недостаточно стерилизована. Клавдия скорее умрет, чем позволит кому-нибудь жить там.
Закончить этот разговор они не успели, потому что вернулась Клавдия. Она принесла желтый листок.
– Третьего дня, – сказала она, – один из моих скаутов зарегистрировал металлическую аномалию вот в этом квадрате. Причем его сообщение сбивчиво – я не смогла понять, что там за выход. Если тебе все равно куда лететь, погляди в этой долине. Аномалия поверхностная, и это тем более странно.
– С удовольствием, – проговорил Павлыш.
Павлыш сделал круг над станцией, погода была хорошая, видно далеко. Туманной скалой поднимались, исчезая в облаках, стволы гигантских деревьев. По озеру шли некрутые волны, дальше, на глубине, они курчавились барашками. На Земле Павлыш давно бы вышел в озеро на надувной лодке и порыбачил или понырял бы
Затем Павлыш поднял вездеход выше, прорезав облака.
Из облаков вылетела стая птиц – таких Павлыш уже видел, это были странные создания, наверное, пресмыкающиеся, – надо будет отловить экземпляр для исследования; они устроили в воздухе отчаянную драку: сплетались клубком, разлетались снова, бросались друг на друга.
Вершины гор, еще далекие, высились над облаками. Ближе – черные, бесснежные; дальше – покрытые снегом, массивные, спокойные и знакомые – горы везде одинаковы, на любой планете.
Вездеход снизился к горам. Теперь можно было понять схему расположения горной системы. Горы поднимались уступами от долины, переходя в первый, сравнительно невысокий и пологий хребет. За ним тянулись высокогорные долины, в которых даже сейчас, летом, не таял снег. За долинами цепью возвышались горы повыше – уже настоящие великаны, высотой более пяти километров. Дальше – Павлыш знал об этом, но издали было трудно увидеть – располагался могучий узор вершин, самых высоких на планете, и наивысшая гора высотой больше одиннадцати километров, которой еще предстоит получить достаточно красивое и гордое название.
Туда Павлыш пока не полетел.
Он опустил машину на пологом склоне второго хребта. Посидел немного, не открывая люка.
Было очень тихо. И тишина эта была чистой и торжественной. Тишина, которую никогда и никто еще не нарушал звуком голоса.
Затем Павлыш вышел на связь и спросил, как дела на станции.
Клавдия ответила, что все в порядке, и попросила не опаздывать к обеду. Она была настроена мирно, напомнила Павлышу, чтобы он заглянул в ту долину, где замечена аномалия.
– Обязательно, – заверил Павлыш. – Только чуть попозже.
Он открыл люк и вышел наружу. Ветра не было. Ноги сразу уплыли в снег – почти по колено, снег был покрыт блестящей твердой коркой: за длинный день летнее солнце растапливало его. Но внутри он оказался сухим, рассыпчатым и слишком белым – здесь еще Павлышу не приходилось видеть такого яркого белого снега.
Павлыш взял пригорошню снега и сжал перчаткой. Снег рассыпался и пудрой потек вниз.
Потом Павлыш совершил преступление против инструкций, но как биолог он понимал, что здесь ему ничто не грозит. Он снял шлем.
Холодный воздух обжег лицо, на секунду Павлыш даже удержал дыхание, чтобы не пустить в легкие мороз. Когда он все же вдохнул, то все ожидания сбылись – это был хрустальный, первозданный, замечательный воздух.
Держа шлем в руке, Павлыш пошел, проваливаясь по колено в снег. Он не спешил, был только один звук – звук хрустящего снега. Здесь, на высоте, с непривычки сбивалось дыхание – а всего километра четыре, не больше.
Белая птица пролетела вдали. Значит, и здесь есть какая-то жизнь. А почему ей не быть – воздух нормальный.