Поселок
Шрифт:
обнюхивал их, прикасался холодным носом к оголенной ноге и вызывал у человека
неприятную дрожь.
Павел терпеливо думал минуту-другую, потом коротко замахнулся на Плутона и грузным
шагом поднялся по ступеням крыльца.
Его встретила Мария, поманила рукой к себе на кухню, сказала, кивнув головой в сторону
комнаты:
– Борис твой не в духе.
– Ничего с ним не станется.
У Павла был низкий грубый голос. Он скинул обувь, вошел и подсел
– Наверное, опять у Старшины лишнее яблоко сорвал, да съел?.. – буркнул он, и вдруг,
вспомнив, спросил, – а что это, теть Мария, твоего соседа «Старшиной» кличут? Я все хотел
тебя об этом спросить.
Мария ответила не сразу, молча выравнивая складки на материи и придавливая
подготовленное место утюгом.
– Да люди его так прозвали, – сказала она с неохотой, – когда «шоферовал» в районном
отделении милиции, брал на себя много, ругался по пустякам, запугивал людей. Ну а потом
пошел слух, что решили его вылечить от какого-то величия и предложили уйти по
собственному желанию, – она безнадежно махнула рукой, – перешел в жилстрой… поближе к
материалам…
Мария поставила на подставку утюг, сказала строго:
– Учти, Павел, от Старшины можно ожидать всего. Смотри, как бы там с Борисом чего не
вышло!
– Ерунда, пацан… – Павел махнул своей широкой ладонью. На клеенку стола вольно легла
рука, большая и крепкая, делавшая работу на поле у себя в селе, где Павел раньше жил, и
Мария позавидовала его силе, пожалела, что почти не применима стала она, эта сила, в
нынешней его жизни.
Мария невольно спросила:
– Какая ж сатана заставила тебя переехать в город, Павел? Скажи, если не секрет.
Павел вздохнул.
– Квартира нужна, теть Мария. А чего ты спрашиваешь?
– Да так. У тебя ж дом в селе новый. Сам говорил.
– Хочу комфорту, как люди. Культуры, опять-таки.
– Ну да… – протянула Мария, взяла утюг, поставила на подставку, – а там, на поле… кто же
теперь?
– Найдутся. Конструктора-инженера приедут с институтов. Им все равно делать нечего.
Сейчас каждый должен уметь делать все. И пахать, и на кульмане того… линию проводить.
Или скажешь, не прав я? – Павел хитро посмотрел в глаза Марии.
73
Мария промолчала, провела утюгом по простыне быстро, словно кто ее заторопил. В
жизни ее не раз бывало, что, наткнувшись на человеческую ложь, прятала она свое лицо,
словно боялась откровенно сказать все начистоту. Так получилось и со Старшиной… Его двор,
равный двум таким, как у Марии, был отгорожен от ее участка, уже постаревшим на солнце и
дожде забором.
Старшина прихватил полосу шириной в полтора метра принадлежащей Марии земли, и
потянул забор во всю длину надела, будто не заметил колышков, вбитых техником из
райисполкома при разметке площади. «Полтора метра в ширину – пустячок», – говорила
Мария. Но как-никак, а на этой узкой полоске земли разместилось у Старшины шесть
фруктовых деревьев. И это четверть ее участка! Но жаловаться не стала, никуда не пошла,
махнула рукой: не хотела мелочиться. Был бы муж в доме, хозяин – другое дело. Но муж
погиб на фронте в конце войны. Так и жила вот уже двадцать семь лет одна с памятью о нем,
успевая по хозяйству за обоих. Уж он-то поставил бы на место нахрапистого соседа!
Мария представила, улыбаясь, как это могло быть… и забыла о Павле. А он, не
дождавшись от хозяйки ответа, медленно поднялся и пошел к сыну в комнату.
Борька тихо лежал ничком на подушке. Павел тронул его за плечо:
– Сынок, – сказал он, – чего это ты?
Борька резко отвернулся к стене.
– Никак умирать собрался? Так это денег стоит. – Павел снова коснулся Борькиного плеча,
– иль обидел кто? Давай, докладывай.
Тетка Мария неслышно вошла, остановилась возле двери, глядя на Борьку.
– Они ко мне на день рождения не придут, – наконец сказал он, – ни Наташа, ни Косточка!
Павел усмехнулся, заметил:
– А чего? Небось, побрезговали нами, – и глянул на Марию, ожидая прочесть в ее глазах
одобрение его словам.
– Нет, ответил Борька, – я им сказал, чтобы принесли подарок… – он немного подумал и
добавил, – чтобы не забыли. Просто так.
Повернувшись, Борька бессмысленно рассматривал гладко выбеленную стену. Свет из окна
падал на его припухшее воспаленное лицо и лоснился на щеках.
– Мне не нужны ихние подарки. Я передумал, – сказал он тихо и глянул на бабу Марию.
Павел, хитро прищурил маленькие, заплывшие жирком глаза:
– Сынок, а ты меня удивляешь! – он сел на кровать, посадил рядом Борьку, – и кому ж это
захочется на тебя деньги тратить? – обнял его за плечи. – Да ты про то не беспокойсь. Не
беспокойсь, сынок. Будет у тебя… Куплю я тебе такой подарок… увидишь завтра, – он
похлопал Борьку по спине. – А этих короедов… брось. Еще сами придут. Увидишь.
– Боря, а мой подарок тебе понравился? – спросила Мария.
Прислонившись к косяку двери, она все так же стояла у порога, повязанная фартуком,