Посейдон
Шрифт:
— Ты!
— Конечно, я. А кто же еще?
* * *
Мы всплываем к ночному небу. Звезды заполняют мой взор, но я не уверена, реальны ли они, или просто результат нехватки кислорода. Тораф полностью выныривает и словно хвастаясь, скользит по поверхности на кончике хвоста, как дельфин в "Подводном Мире".
— Перестань дразниться, — говорю я. — Сколько я продержалась в этот раз? Отдай мне часы.
— Двадцать семь минут
Он задыхается.
— Стоп. А что случилось с твоими руками?
— Что ты имеешь в виду? — я поворачиваю их снова и снова, стараясь разглядеть лунном свете. Не видно никакой крови, порезов или царапин.
Шевеля всеми десятью пальцами, я говорю ему:
— Все в порядке, видишь?
Его расширенные глаза заставляют меня проверить снова. Опять ничего.
— Тораф, если это очередная шутка...
— Эмма, я не шучу. Взгляни на свои руки! Они... они... сморщились!
— Ну да. Это потому что...
— Ну уж нет. Я тут ни при чем. Это не по моей вине.
— Тораф...
— Гален непременно найдет способ обвинить меня в этом. Он всегда находит. "Тебя бы не поймали, если бы ты не подплыл так близко к той лодке, головастик". А как же, люди же не виноваты, что рыбачат, где им вздумается...
— Тораф.
— Или вот еще: "Если бы ты перестал пытаться поцеловать мою сестру, она прекратила бы проверять твою голову на прочность скалой". Что может быть общего у моего поцелуя с ней и тем, что она пытается разбить мне голову об скалу? Если тебе интересно, то это не иначе, как результат плохого воспитания...
— Тораф.
— Ах да, и моя любимая: "Если играешь с крылаткой, то непременно уколешься" А я с ней не играл! Я просто помогал ей плыть быстрее, протащив ее немного за хвост...
— ТО-РАФ.
Он прекращает бродить вдоль воды, кажется, вспоминая о моем существовании.
— Да, Эмма? Что ты там говорила?
Я набираю в легкие воздуха, как если бы собиралась провести под водой еще полчаса. И медленно выдыхаю:
— В этом нет ничьей вины. Моя кожа сморщивается, когда я провожу слишком много времени в воде. И так было всегда.
— Нет такого понятия "слишком много времени в воде". Не для Сирены. Кроме того, если твоя кожа сморщивается, у тебя никогда не получится смешаться, — он протягивает мне свою руку, демонстрируя ладонь с гладкой, словно у статуи, кожей. Затем он окунает руку в воду и она исчезает. Смешивается. Он скрещивает руки с победным видом. Претензии очевидны.
— Да, твоя правда. Я просто человек с толстой кожей, фиолетовыми глазами и крепкими костями. Так что можешь возвращаться домой. Передавай привет Галену.
Тораф открывает и закрывает рот. Дважды. Каждый раз он, кажется, пытается что-то сказать, но судя по выражению лица, мысли до его языка не доходят. Когда его рот захлопывается в третий раз, я не выдерживаю и плескаю водой ему в лицо.
— Ты собираешься что-то сказать, или же поймать ртом попутный ветер и отчалить?
На его лице растягивается ухмылка до ушей.
— Знаешь, ему нравится это в тебе. Твой характер.
Твоя-ж-черт-побери-правда. Гален личность типа А — а личности такого типа просто терпеть не могут, когда кто-то умничает. Спросите мою маму.
— Без обид, но ты уж точно не эксперт в отношении человеческих чувств.
— Не уверен, что ты имеешь в виду.
— Ты все прекрасно понял.
— Если ты намекаешь на Рейну, то ты ошибаешься. Она любит меня. Только в этом не признается.
Я закатываю глаза.
— Конечно. Так любит, что все время динамит, верно? Проверяет твою голову на прочность об скалу, рассекает тебе губу, обзывает тебя кальмарьим перегаром при каждом удобном случае?
— Что такое "динамит"?
— Это значит, что она изо всех сил старается заставить тебя думать, что она тебя терпеть не может, но от этого она нравится тебе еще больше. И ты еще больше стараешься ее завоевать.
Он кивает.
— Именно. Именно это она и делает.
Я тру кончик носа и говорю:
— Мне так не кажется. Пока мы с тобой говорим, она пытается расторгнуть ваш союз. Это уже не просто динамит. Это уже отфутболивает к чертям.
— Даже если она и добьется его расторжения, то это не потому, что я ей не нравлюсь. Просто ей нравится играть в игры.
Боль в голосе Торафа затрагивает меня до глубины души. Она может и любит играть в игры, но его чувства реальны. И я не могу не учитывать этого.
— Ну, есть только один способ это проверить, — говорю я мягко.
— Проверить?
— Правда ли ей нужны лишь игры.
— Как?
— Отплати ей той же монетой. Знаешь, как говорится, "Если любишь — отпусти. Если же вернется — то значит любви быть".
— Никогда такого не слышал.
— Верно. В смысле, ты и не должен был, — я вздыхаю. — В общем, я пытаюсь сказать, что тебе нужно перестать уделять Рейне внимание. Отталкивай ее. Относись к ней также, как она к тебе.
Он мотает головой.
— Не думаю, что у меня получится.
— Таким образом ты узнаешь ответы на свои вопросы, — я пожимаю плечами. — Но кажется, ты не очень-то и хочешь их узнать.
— Я хочу знать. Но что если ответ будет не в мою пользу? — он кривится, словно хлебнул лимонного сока.
— Ты должен быть готов справится с этим, не смотря ни на что.
Тораф кивает, крепко стиснув зубы. Для него эта ночь будет очень длинной, учитывая выбор, что ему предстоит сделать. Я решаю больше ему не навязываться.