Посейдон

Гэллико Пол

Она удивленно оглядела окружающих:

— Странно все это, да? Не могла же я упасть просто так, без всяких причин, верно? При этом я упала на спину, но голову не ушибла. Но мне показалось, что все вокруг будто заходило ходуном. А потом из недр корабля раздался ужасный звук. Вы случайно его не слышали? Что-то рушилось, ломалось, кто-то кричал, стонал, и потом еще что-то шипело и булькало… Но я уже плохо соображала, где нахожусь. Наверное, я просто лишилась чувств. Хотя раньше со мной это редко случалось. Но на этот раз я наверняка потеряла сознание. Когда очнулась, свет

в коридоре горел тускло, а сами лампочки каким-то образом переместились на пол. Наверное, я при падении куда-то перекатилась и попала в тот отсек корабля, где мне еще не приходилось бывать. Да? Видимо, я сильно ударилась…

— Да мы все тут нехило рухнули, — сердито пробурчала Линда и огляделась по сторонам: — Послушайте, кто-нибудь, заткните пасть этой маленькой заднице, а?

Но девушка будто и не слышала этих обидных слов. Она завелась и теперь не могла остановиться:

— Я встала на ноги, но уже не понимала, в какую сторону мне идти. Больше всего мне хотелось подняться обратно по лестнице и поскорей очутиться у себя в каюте рядом с Сибил. Тогда я стала пробираться по памяти, так же, как я шла туда, только уже не спускалась, а стала подниматься. Но, наверное, из-за того, что в голове у меня все помутилось, я только больше заблудилась. Я никак не могла отыскать свою каюту, а вокруг стало совсем темно. Однажды я набрела на какое-то место, где, мне казалось, и должна быть лестница. Но вместо нее в полу зияла дыра, да еще наполненная водой. Ну, а когда я увидела воду, то от страха вообще перестала соображать. Я решила, что с нашим кораблем случилось что-то очень страшное. Я бросилась бежать, куда глаза глядят, а тут еще, как назло, лампочки потухли. Ну, нервы у меня не выдержали, и я стала рыдать, как маленькая. Я подумала, что на этом моя жизнь и закончится, и я обязательно погибну одна в темноте. Простите, наверное, со стороны я выглядела перед вами самой настоящей дурочкой, да? — Девушка замолчала, словно у механизма внутри нее внезапно кончился завод.

— Нет, все в порядке, — успокоил ее Хьюби. — На вашем месте любой бы перепугался.

— Она должна знать правду, — вмешался Скотт. — Хьюби, будет лучше, если вы сами ей расскажете. Расскажите ей все.

— Боже мой! — воскликнул Мюллер. — Я? Но почему я? И неужели это так необходимо?

Нонни переводила взгляд с одного лица на другое, все еще не понимая, но уже успокаиваясь. Она узнавала этих людей, вспоминала их среди зрителей, приходивших на ее выступления, и начинала доверять им.

— А что вы хотите мне рассказать? — наконец поинтересовалась она.

— Нет! Не надо! — испуганно выдохнула Джейн Шелби. Ей было жаль молоденькую девушку, потерявшую всех подружек. Хотя она понимала, что утаивать страшную правду тоже невозможно. Все, что предлагал священник, было и разумно, и жестоко.

— Да, она должна знать все, — уверенно повторил Скотт. — И, кстати, нам нужно двигаться вперед, пока еще горит свет.

Мюллер взял ладонь девушки в свои руки:

— Нонни, боюсь, тебя сейчас ждет серьезное потрясение. — И он очень просто и незатейливо, как мог, пересказал ей все, что случилось с судном, и какая судьба постигла

тех, кто волею судьбы находился ниже обеденного зала. Остальные молча стояли рядом и с волнением ожидали реакции девушки. Обычно юные актрисы весьма бурно реагируют на подобные трагедии. Особенно когда дело касается их подружек.

Однако Нонни проявила удивительное мужество. Только ее лицо стало еще бледней и еще меньше. Девушка тихо пробормотала:

— Можно, я на минутку присяду? — И действительно тут же уселась прямо на пол. Все подумали, что сейчас она снова расплачется, но из глаз ее не появилось ни слезинки. Теперь она должна была оставаться сильной и способной к борьбе за свою жизнь. Лишь на мгновение закрыла лицо руками, но сразу же встала на ноги, уже готовая идти.

— Моя мама… — начала Памела Райд, — находилась в это время в своей каюте на палубе «В».

Нонни подошла к ней и нежно обняла девушку:

— Ох, милая… — прошептала она. — Бедненькая ты моя! Если бы это случилось с моими родителями, я, наверное, не смогла бы пережить… — Она взглянула на Скотта и, кивнув в сторону Мюллера, спросила:

— Можно я пойду с ним?

— Конечно, — разрешил священник, — он будет помогать вам в пути. — Что же касается ваших подруг, тут уж вы им ничем не поможете. Примите наши соболезнования.

— Ну вот, теперь нас уже пятнадцать, — с некоторым удовлетворением в голосе констатировала Белль Роузен.

— А почему тебя это так радует? — удивился ее муж. — Какая разница, сколько нас осталось?

— Ну во всяком случае, не тринадцать, — пояснила Белль.

— Ох уж эти твои предрассудки, — покачал головой Мэнни. — Нас раньше было четырнадцать.

— А пятнадцать — еще лучше, — не замедлила ответить его супруга.

— Вот только этой маленькой задницы нам и не хватало, — презрительно фыркнула Линда Рого.

— Ну, что ты, милая, не надо так уж строго, — взмолился Рого. — Она же еще совсем дитя и очень напугана всем случившимся.

Внезапно Нонни Пэрри сердито сжала губы:

— Это кто еще посмел назвать меня задницей? — огрызнулась она.

— Никто, — тут же принялся успокаивать спутницу Мюллер. — Не обращайте внимания, это же самая настоящая стерва. На нее все давно уже плюнули, кроме, разве что, вот этой половой тряпки, который в свое время совершил большую глупость, женившись на ней.

Майк Рого, не поворачивая головы, угрожающе произнес:

— Я не хотел бы слышать о себе подобных отзывов. Иначе кое-кто очень скоро будет со сломанной челюстью.

Отряд продолжал путь.

— Будьте осторожней, — послышалось предупреждение Мюллера. — Некоторые трубы очень скользкие, и можно запросто вывихнуть ноги или упасть. А поэтому держитесь за меня покрепче.

Нонни так и поступила, изо всех сил вцепившись в провожатого. Мюллер почувствовал, как сжалось у него горло. Его взволновала и сама эта девушка, и ее бесхитростный рассказ. А с другой стороны, она изумила Мюллера своей стойкостью и силой духа — единственная, оставшаяся в живых из всей труппы. Теперь же, хватаясь за руку и плечо Мюллера, она будто снова ощутила себя частью целого.