Посейдон
Шрифт:
— Конечно! Нет, я все понимаю. И я хорошо представляю себе! Вам столько приходится вкладывать сил в свою работу.
Она ответила на его заботу нежной улыбкой и тоже подвинулась к нему. Они словно заключали между собой негласный договор о дружбе.
— Если над нами проходит главный служебный коридор, — начал рассуждать Скотт, — значит, и лестницы — с обоих его концов. Но нам придется использовать переднюю. Больше ждать нечего, нужно двигаться.
— Вы только посмотрите на мои ноги! — пожаловалась Белль Роузен. — Я больше не в силах передвигаться по этим бесконечным трубам.
— Я предлагаю всем нашим девушкам снять обувь, — подхватил Скотт. — На каблуках здесь особенно
Маленький отряд выступил в путь. Джейн Шелби пошла рядом с мисс Кинсэйл, которая несла свои туфли так бережно, словно музейную ценность.
— Правда, доктор Скотт — замечательный человек? Это удивительно харизматичная личность. — Она помолчала и добавила, словно извинилась: — Дело в том, что большинство современных священников, к сожалению, совсем не такие.
— Да, — коротко ответила ей Джейн, но сама подумала: с какой легкостью Скотт вычеркнул из памяти трагедию, происшедшую с несчастной Мари. Интересно, поразмышлял ли он хоть немного о ней и ее страшной судьбе, помолился ли мысленно?..
Джеймс Мартин догнал Скотта и пошел рядом с ним. Мужчины двигались медленно, постоянно глядя себе под ноги. Мартин задумался о том, стоит ли ему сейчас исповедоваться Скотту. Слишком уж тяжело было у него на сердце. Так, может быть, как раз и имело смысл высказаться, облегчить себе душу, так сказать, избавиться от мучений. Скотт был на целую голову выше его, и Мартин поглядывал на священника снизу вверх: тот, кажется, обдумывал сейчас что-то очень серьезное. Этот красивый, видный мужчина был столь непохож на проповедников, которых привык видеть Джеймс прежде.
Мартин продолжал мучиться. Если корабль удержится на воде, если им удастся достичь обшивки судна, если в мире скоро узнают об их катастрофе, если спасательные судна и вертолеты вовремя прибудут, он выживет. Но это будет нечестно. Слишком уж легко он отделается от ответственности за свои грехи.
А ведь Джемс согрешил, да еще как! Он прелюбодействовал. Он изменял жене со сладострастной, похотливой женщиной и за это должен понести наказание. Он мыслил сейчас не столько как христианин, сколько как коммерсант. Каждый счет должен быть оплачен. А от большинства мужчин Мартин еще отличался и тем, что всегда охотно платил по счетам и никогда при этом не жаловался.
Миссис Вильма Льюис была не той женщиной, от которой можно было бы отделаться по окончании круиза небольшим подарком да легким похлопыванием по попке. Сорокавосьмилетняя вдовушка купила билет на «Посейдон» ради сексуальных приключений. Она, конечно, решила выбрать себе самого достойного мужчину. А захватив его, не собиралась так просто отпускать. Шведка по национальности, Вильма была привлекательна: пышная грудь, бледная кожа и чуть выпуклые голубые глаза. Когда она распускала свои волнистые золотистые волосы, то казалась настоящей Венерой. На людях вдова вела себя скромно, но это было лишь показное. Она уже давно задумала пуститься в разгул и теперь только выбирала с кем.
Одним из первых на ее крючок попался Хьюби Мюллер и начал осторожно ухаживать за красавицей. Однако ничего путного из этого не получилось: вдове не нужен был джентльмен. Она тосковала отнюдь не по романтике.
Ей понравился Джеймс Мартин — маленький бойкий петушок с короткими, седоватыми волосами и живым внимательным взглядом из-под очков в золоченой оправе. Если одежда его и показалась ей слишком броской, то нельзя было не признать, что галантерейщик одевался по последней моде.
Долго уламывать его не пришлось. Имея больную жену дома, он как с цепи сорвался, оказавшись вдали от нее, на роскошном лайнере, в компании с Вильмой Льюис. Его любовь к уединению и сдержанность только подтверждали, что
Но и сумели сохранить строжайшую тайну своих отношений. Днем они не встречались, а ночью Мартин незаметно пробирался к ней в каюту.
Однако вскоре стало ясно, что за рай Джеймсу придется расплачиваться. В постели Мартин оказался настоящим сексуальным чудом, и несчастный галантерейщик стал жертвой собственной удали. Вильма наотрез отказалась завершать с ним отношения по окончании круиза. А так как ни о какой любви речи не шло, она не понимала, почему бы им не продолжать свои встречи и на твердой земле. У Вильмы была своя квартира в Чикаго. Ну, а бизнес Мартина позволял ему уезжать из дома на выходные под предлогом очередной командировки. Вильма охотно обсуждала эту тему еще во время путешествия, рассчитывая на долгую связь с понравившимся ей любовником.
Расплачиваться Мартин должен был каждую неделю. А это предполагало постоянную ложь, изобретение бесконечных уловок и ухищрений, чтобы обмануть жену, и, в конечном счете, неизбежное разоблачение. А Мартин по-своему любил жену и не собирался приносить ей боль. С другой стороны, и он уже успел привыкнуть к забытым сексуальным ощущениям и не хотел прекращать любовные свидания. Однако больше всего ему не хотелось неприятностей.
Но сейчас судьба сама решила за него эту проблему. И перед мысленным взором Джеймса то и дело сама собой появлялась перевернутая каюта с мебелью, нелепо торчащей с потолка. И в этом чудовищном «аквариуме» плавало тело Вильмы Льюис. Мартин легко представлял себе и ее длинные, как у русалки, волосы, и удивленные выпученные мертвые глаза…
Ночной дежурный, который мог видеть, как Джеймс проникал в каюту Вильмы, скорее всего, тоже погиб. Так что никто теперь не узнает страшной тайны Мартина, а значит, и никаких неприятностей. Получалось, что ему выгодна смерть Вильмы. С этим он примириться не мог. Почему судьба так жестоко обошлась с ним? — спрашивал он себя. Где же справедливость? Он же должен был бы тоже сейчас плавать рядом с Вильмой. Но он выжил и радовался этому. Радовался? Итак, он согрешил. А это означало, что нужно платить за свои грехи. Но нет, он выкрутился. Ну, разумеется, об этом было пока рано говорить, оставалось еще дождаться спасателей, которые вытащили бы его из перевернувшегося кверху дном судна…
Но что он мог сейчас сказать Скотту? С чего ему начать? И еще ведь не ясно, как Скотт воспримет его признания. Да и что он скажет, кроме заученного «покайся, иди и больше не греши»? К тому же Мартин хотел вовсе не прощения. Он жаждал наказания за то, что остался целым и невредимым.
Вдруг Мартин подумал, что Скотту, по прозвищу «Юркий», вообще нет никакого дела до прелюбодеяний галантерейщика. Молодой священник думал сейчас совсем о другом. Он словно вернулся в большой спорт и теперь рассчитывал, как ему победить в этой игре. Он строил собственную стратегию. И Мартин лишь сильней сжал рот, чтобы, не приведи Господь, никаких глупых слов не вырвалось из него.