Посиделки на закате
Шрифт:
Зимой картина была бы иной. Лису заметил бы ворон или сорока — на снегу сверху все хорошо видно, да и голод заставляет быть зорким.
Зимой ворон следит внимательно за волками. На их пиру обязательно что-то останется птице. Иногда голод заставляет хватать кусок из-под самого носа зверей. За такое нахальство можно и поплатиться, но голод не тетка, заставляет рискнуть.
Иногда от нахлебников лишь отмахиваются. На Аляске можно наблюдать пир рыболовов-медведей. Чайки вьются над местом рыбалки нахальной стаей. Только медведь устроился пообедать — рвут свою долю прямо из лап. В Арктике, где с пищей зимой особенно туго, есть чайки, живущие почти исключительно тем,
Быстро зимой распространяются вести о том, что «стол уже где-то накрыт». Первым сигналом может быть выстрел охотника.
Вороны и сороки хорошо понимают, что значит в лесу этот звук. Помню охоту на волков в Челябинской области. Подходим на лыжах к убитому зверю, а возле него, хватая капельки крови, уже суетится сорока. Вороны и сороки оповещают о том, что где-то разделан охотником лось. Сюда немедленно соберется голодная пернатая братия, заглянет лиса, прибегут кабаны, приплетется не уснувший енот. Сообразно нахальству и силе распределятся места за этим столом: кому-то первый кусок, кому-то объедки. От павшего, как от лисы летом, остаются лишь кости да шерсть.
Особая служба оповещения о еде налажена в африканской саванне. Вспоминаю: сопровождавший экспедицию нашу охотник решил пополнить запасы еды и, застрелив антилопу, заметил время — «через три-четыре минуты будет на что посмотреть». И в самом деле, у нас на глазах с разных сторон стали слетаться и рассаживаться вокруг стервятники, прибежали два красивых шакала и стали торопливо ждать, пока Джульяно разделает тушу. А когда мы собрались уехать, у остатков нашей добычи началась настоящая свалка. Громадные, неопрятные, с голыми шеями птицы совали головы между ребер убитого зверя, ссорились, дрались. Почтительно ждали своей минуты шакалы. А громадные аисты марабу были последними на пиру. Им достались лишь кости. И они, к удивлению нашему, не раздумывая, их глотали.
Птицы-стервятники в Африке постоянно несут дежурство высоко в небе на расстоянии видимости друг друга. И, если какая-нибудь заметила где поживу и стала снижаться, к этому месту устремляется вся патрульная служба, а это сигнал и для шакалов с гиенами.
Уберечь остатки еды владельцу добычи практически невозможно. Удается это сделать лишь леопарду. Настигнув добычу и утолив голод, пятнистая кошка затаскивает остатки еды на дерево. Сделать это не просто. Ношу свою леопард держит в зубах и по стволу дерева верхолазом добирается до ветвей. Устроив добычу на сучья, он тут же и засыпает. Только так можно сохранить свое кровное.
В саванне мы встретили леопарда с добычей на дереве. Он долго нас изучал взглядом, а не увидев опасности, пришел к выводу, что мы хотим завладеть остатком его добычи, и стал ее стаскивать ниже на сучья. Вместе с ношей он прыгнул в сухую траву. И над этим местом уже парили стервятники, наблюдая: не будет ли чем поживиться? У леопарда отнять добычу никто не рискнет. Но если он чуть отвлечется — добычу быстро растащат. Но и сам леопард смертен. Его кончина тоже будет замечена сразу шакалами, птицами, жуками-могильщиками. И все пойдет в дело — мясо, шкура, мелкие кости. И лишь белеющий в травах череп укажет завтра: тут окончилась чья-то жизнь.
«Все — из земли. И все в землю опять уходит», — любил философствовать мой отец, приобщая сына к пониманию жизни.
Фото из архива В. Пескова. 7 ноября 1992 г.
Зачем корове пятая нога
(Окно в природу)
Одна голова хорошо, а две лучше». В случаях, о которых мы сегодня поговорим, эта пословица выглядит иронично-кощунственной. Ну в самом деле, каково жить теленку с двумя головами. Столь уродливое отклонение от нормы в природе случается редко, но все же случается.
Надежность воспроизводства потомства в природе отлажена и поражает воображение. Непрерывно природа «штампует» какого-нибудь комарика иди щегла, и он все такой же (или почти такой же), как и тысячи лет назад. (Находки в кусках янтаря об этом свидетельствуют.) Наследственная программа, по которой строится живой организм, четко определяет не только форму, окраску, внутреннее строение, но и некоторые черты поведения в их будущей жизни. (Цыпленок, едва вылупившись из яйца, по силуэту пролетающей птицы определяет, опасна она или нет.)
При всей надежности и строгости этой программы в ней все же могут быть серьезные сбои, и тогда на свет появляются монстры — двухголовый теленок, козленок с восемью ногами, одноглазые кошки или даже вовсе безглазые караси. Эти из ряда выходящие случаи всегда привлекали внимание человека, заставляли размышлять, от чего может такое происходить. Уродов возили по людным местам и показывали за деньги.
В дикой природе уроды быстро отсеиваются, часто даже мать отказывается их признавать и воспитывать, а сородичи будут преследовать, пример — хромая утка, которую норовит ущипнуть каждый. Даже не слишком серьезное отклонение от нормы, такое, как альбинизм, делает воробья, мышь или тетерева более уязвимым — очень заметен. А каково жить змеям с двумя головами? Немудрено, что этих «драконов» мы видим лишь в зоопарках.
Просматривая свидетельства об уродствах, собранных в папку за двадцать лет, замечаю некоторую закономерность. Козленок с восемью ногами (четыре внизу, четыре сверху) — следствие очень грубого нарушения чем-то генетической программы зародыша. Но очень много фактов одного ряда: четыре или шесть рогов у баранов и две головы у черепах, змей, ящериц.
В чем дело тут? Можно подумать о неком «узком месте» в генетическом коде рептилий, где сбои бывают особенно часты.
А что касается лишних рогов, возможно, повинен в их появлении некий «дремлющий ген», отзвук чего-то былого, «полустертая линия старого чертежа» — у жирафа, например, несколько недоразвитых рогов. И применительно не к козлам и баранам, а к быкам эта мысль представляется здравой.
Вот передо мной снимок быка, присланный С. Федоровским (Свердловская область). Три рога! Один — посредине, прямо на лбу. И выглядит он каким-то естественным, нужным, несомненно, более эффективным, по назначению, чем два боковых. Отчего не подумать, что когда-то был у быков средний рог — весьма действенное оружие, но в силу как раз излишней эффективности упраздненное. Упраздненное, но оставившее в генетическом чертеже еле заметную линию, и природа-конструктор при каких-то условиях ее прочитывает.