Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности"
Шрифт:
В ту ночь он спал плохо. Видимо, сказалось чрезмерное пере возбуждение. В полудреме он брел нагой сквозь джунгли, и окружаю щая фауна текла по обе стороны от него, накатывала сзади и гнала, гнала его куда-то, отсекая боковые тропинки стеной колючего кус тарника и переплетением лиан в руку толщиной. Наконец он оказался у широкого и глубокого рва, до краев заполненного костями и чере пами. Приглядевшись, он понял, что это останки животных: одни умерли сравнительно недавно, и их остов еще покрывали ошметки мя са, другие, судя по их виду, скончались уже многие годы тому на зад. Из-под земли, из недр чудовищного кладбища раздался громовой голос, который мерно произносил неведомые слова. В такт этой речи приподнялись, опираясь на обломки конечностей, скелеты, заскреже тали пеньками зубов обнаженные челюсти, вся опрокинутая гора смер ти зашевелилась. Сзади, охватывая овраг кольцом, приближался, на растая, топот и рёв. Бежать было некуда, и Роберт ускользнул по единственно оставшейся ему тропе - в явь. Но, видимо,
Весь день Криспен, а точнее, новый предмет его туалета нахо дился в центре внимания. Можно даже сказать, они произвели фурор. С момента появления его в холле знакомые и полузнакомые сотрудники и, в особенности, сотрудницы под самыми надуманными предлогами за бегали в его отдел, чтобы своими глазами увидеть шедевр портновс кого искусства. Ему даже почудилось, что именно в этом состояла главная причина вызова к большому боссу, заместителю генерального директора мистеру Чайфу, который минут десять вышагивал вокруг Ро берта, расспрашивал о жизни и работе, но ничего существенного так и не произнес. И хотя первое впечатление должно было к тому време ни схлынуть, при расставании мистер Чайф выглядел всё еще потря сенным. Как бы то ни было, это оказался первый за четыре года ра боты на фирме случай, когда про него вспомнили наверху. Похоже, приобретение начало окупаться. Роберт ощущал прилив энергии. Его пальцы так и порхали по клавиатуре компьютера. О былом кошмаре на поминала только легкая головная боль.
И лишь его единственный приятель, Ричард Пратт из отдела мар кетинга, заглянув к нему в конце дня, постарался, по старому доб рому обычаю всех друзей, испортить Криспену настроение:
– Привет, Боб! Дай-ка рассмотреть твою обновку. Да. Поздрав ляю. Классный прикид. Впечатляет. Собственно, вкус у тебя всегда был. В отличие от интеллекта. Как, говоришь, фирма называется?
Роберт ответил, слегка обиженный, хотя пора было бы ему и привыкнуть к подколкам Пратта.
– Никогда не слышал. А сколько стоила? Недорого, учитывая ка чество вышивки. Тебя это не настораживает?
– Нет, Дик. Фирма неизвестная, потому и цена низкая. А вооб ще, это беспокойство о ближнем для тебя очень характерно. Уверен, что если бы я продал рубашку тебе, с ней бы сразу же всё оказалось в ажуре.
– Ошибаешься, Боб. Я не куплю ее у тебя даже со скидкой. Мне не нравится название этой фирмы, не нравится этот великолепный ри сунок, а главное - не нравится то, как здорово они подходят друг другу. По-моему, надеть это мог бы только сумасшедший.
– Почему? Ведь ты только что хвалил мой вкус.
– Не могу тебе объяснить. Однако интуиция подсказывает: с этой сорочкой что-то очень и очень не так. Я просто всей кожей ощущаю исходящие от нее волны энергии, и мне это не нравится. Если хочешь, можешь назвать это шестым чувством. Послушай, Боб, отправь ее в шкаф, и пусть висит. Поверь мне, не носи ее больше.
Кто-нибудь другой мог принять Пратта за психа, религиозного маньяка или жалкого адепта уфологии с трясущимся от полового бес силия объективом фотоаппарата, но Роберт слишком давно, еще со школы, знал его. Дик терпеть не мог, когда кто-либо, кроме него, оказывался в центре общественного интереса, и был готов на всё, чтобы обратить на себя восхищенные взоры окружающих, и , в первую очередь, девочек. Ничего не оставалось, как прощать старому прия телю эту слабость и не реагировать на его бредни. Если что-то и представилось ему, то жуткая картина выглядела так: вот они с Ро бертом входят в бар, и на кого же обращаются взоры местных красо ток? Уж во всяком случае, не на нашего остряка и ловеласа. Поэтому он в панике и понёс первое, что родилось в его бедноватом вообра жении.
Так-то оно всё и есть, но неприятный осадок от разговора с Праттом у Криспена держался до самого вечера. Стараясь избавиться от него, Роберт проторчал у телевизора до тех пор, пока осоловев шее сознание не объявило забастовку. Лишь тогда, с трудом справив шись с кнопкой "дистанционки" и выключателем торшера, он доплелся до кровати и рухнул в нее, чудом успев увернуться от коварно на павшей стены. И мгновенно отрубился.
Позже, пытаясь восстановить в памяти, как всё началось, Ро берт снова и снова изумлялся, что в ту ночь он проснулся не от шу ма или прикосновения. Его разбудила тишина. Он присел на кровати, пытаясь осознать, что прервало его сон. В окружающей обстановке была какая-то странность, настолько чудовищная и невозможная, что никак не удавалось ее определить, зафиксировать. Она растворилась в действительности и перемешалась с ней. И вдруг Криспен понял. В мире воцарилось безмолвие. Оно являлось таким абсолютным и полным, как бывает, наверное, только на дне глубочайших подземелий или в вакууме. Отсутствовали обычные городские шумы, не текла вода по трубам, не шуршали тараканы на кухне, не тикали часы на столе. Не слышно было вообще ничего. "Господи, - в испуге подумал Роберт, - я оглох". Для проверки он щёлкнул пальцами, и это грянуло, как орудийный салют. Он немного успокоился и перевел любовный взгляд на рубашку фирмы "Хоррор", висевшую на плечиках на ручке шкафа. Ее заливало лунное сияние, и казалось, что вокруг нее загорелся нимб. "Хороша, - восхитился Криспен, откидываясь на подушку, - ах, как хороша". Внезапно ему почудилось, что, когда вешалка уходила из поля зрения, рукава сорочки пошевелились. Он вновь уставился на покупку. Та висела совершенно неподвижно. Роберт медленно, очень медленно отвел взор. Что за чёрт?! Теперь он мог бы поклясться, что краем глаза уловил некое волнообразное движение, пробежавшее по легкой материи. Может быть, сквозняк? Нет, всё закупорено. Он приподнялся на локтях и стал неотрывно смотреть на рубашку. Нес колько минут они, казалось, испытывали терпение друг друга. Вдруг обшлаг правого рукава медленно, по миллиметру приподнялся и уста вился на Криспена, как пушечное жерло. Второй рукав чуть согнулся в локте. Острые концы воротника шевельнулись и застыли торчком, вертикально, как уши насторожившегося зверя. А еще через пару ми нут рубашка дернулась, полы ее взвились в воздух, и вся она заби лась в неистовых корчах, как сумасшедший в пляске святого Витта.
Сколько это продолжалось? Криспен не знал, завороженный чудо вищным танцем. Вдруг на него, как океанская волна, обрушилась ла вина звуков: гудки, свистки, шарканье ног пешеходов, отдаленный женский визг, обрывки музыки, собачий лай. Девятый вал какофонии затопил спальню и смыл липкую паутину безмолвия. Когда он чуть отхлынул, Роберт встал, нашарил в темноте тапочки и подошел к ру башке. Та висела неподвижно и безжизненно. Он протянул пуку и пот рогал гладкую, чуть прохладную ткань. Перед глазами поплыли раз ноцветные концентрические круги...
Звон возник ниоткуда, крепчал, ширился, заполнял вселенную и , похоже, намеревался вырваться за ее пределы. Криспен сел на ложе и помотал головой. Будильник надрывался из последних петушиных сил. Роберт пожалел самозабвенный агрегат и отключил звонок. "Неу жели это был всего лишь сон?
– с облегчением подумал он.
– Вот так и сходят с катушек. А вообще, неудивительно после дурацких предос тережений Дика. Но хорошая порция ужаса все-таки лучше, чем обыч ный бессвязный бред. Взбадривает".
На службе привычное безразличие окружающих оказалось даже приятно после вчерашнего ажиотажа. Во всяком случае, можно было немного расслабиться, в чем Роберт весьма нуждался. Мистер Чайф, с которым он столкнулся в лифте, отправляясь на обед, даже его не узнал. "Ничего, голубчики, - думал Боб, гоняя "мышку" по столу, - посмотрим, как вы будете вести себя завтра".
Сны его были сладки и наполнены видениями реванша. Кажется, в ходе одного из них он занимал место Чайфа, переводил бывшего шефа в личные референты и за каждое прегрешение гонял его, как пенсиль ванского козла. Ближе к финалу Боб соблазнял дочь шефа и обеих его хорошеньких племянниц, а тот долго и униженно благодарил его за внимание к своей семье.
Действительность не обманула ожиданий Криспена, и весь день вокруг бурлила публика. Он попеременно чувствовал себя топ-моделью и самозванцем. "Интересно, - размышлял он, - насколько хватит действия рубашечки?" Пока, по крайней мере, оно не иссякало. Похо же было на то, что половина конторы, уже видевшая его, привела посмотреть на него друзей и родственников, а вторая половина, по завчера не успевшая на представление, спешила заполнить сей про бел.
Домой Криспен вернулся порядком измотанным и выжатым, как белье на веревке. Он вознаградил себя за переживания (довольно приятные, но всё еще непривычные) тортом-мороженым и, вывалив его на тарелку, умял в одиночестве под боевик о похождениях суперсыщи ка Филипа Марлоу среди из рук вон плохо стреляющих злодеев и сек суально озабоченных дамочек. Потом он снял с полки первую попавшу юся книгу (это оказался сборник комиксов о своеобразных радостях склепа) и немного полистал ее. Наконец он решил, что программу дня можно считать исчерпанной, и с блаженным вздохом опрокинулся на ложе.