Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности"

Зеличёнок Альберт Бенцианович

– Видишь ли, я не совсем человек, хотя тебе явно представля ется обратное. Я - андроид и изготовлен из металла и пластика.

Какая печальная новость!

– Между прочим, Макар - это не просто имя. Это аббревиатура: Многоцелевой Антропоидный Кибер в Автономном Режиме. Кроме того, я

– агент Федеральной Бригады Разнюхивания. Изучаю обстановку на местности.

Про нас, драконов, говорят, что мы - хладнокровные существа. Это относительно верно: до нас порой туго доходит. Но и нам не чуждо чувство благодарности, когда нет иного выхода. И я почувс твовал, как мое сердце согревает признательность к этому... чело векообразному существу, которое действительно оказало мне опреде ленные услуги.

– Ты знаешь, Мак, - сказал я, - я понял, что был неправ, ког да намеревался использовать тебя в личных гастрономических целях. Теперь я торжественно заявляю, что добровольно и без всякого при нуждения отпускаю тебя. И спасибо за все!

–

Да, - сказал Макар.
– теперь я, кажется, лучше узнал драко нов. Счастливого пути, Левый Полусредний. Глядишь - когда и уви димся. Штрудель - он круглый.

И, насвистывая, он скрылся среди деревьев.

Следующие две недели если чем и запомнились, то это практи чески полным отсутствием событий. Я ел, пил, купался в грозовых дождях, при этом почти никого не обижал, и уж точно никто не рис ковал обижать меня. Однако нашелся и для меня противник. Я как раз опустился на луг, где паслись сочные аппетитные коровы, и пригото вился позавтракать, когда раздался громкий щелчок, и я увидел небо в клеточку. Никогда не думал, что метафоры могут быть столь ве щественны. Я одновременно попал в силки собственной доверчивости (и чужого хитроумия), запутался в сети обмана (капроновой и на редкость прочной), да к тому же неопознанный гад расставил мне капканы, судя по боли в обоих хвостах. Короче, я понял, что ежели уж коготок (и не один) увяз, то всей птичке (то есть мне в данном случае) пропасть. Но если такова добыча (поглядите на меня: во мне без ложной скромности... впрочем, неважно), то каков же охот ничек? Он заставил-таки себя подождать и появился лишь вечером. Да, на это стоило посмотреть. Или все-таки не стоило? Пожалуй, второе. Представьте себе ночной кошмар, от которого вы в детстве обмочили постель. Или попкорн с селедочным маслом, залитый томат ным соусом с клубками волос вместо приправы. Или тещу Кинг-Конга (ну, в крайнем случае, свою собственную, если она у вас уже есть). Так вот, он был хуже. Пять ног, поросших рыжевато-зеленой шерстью; голое фиолетовое брюхо; длинный, покрытый чешуей и язвами хвост с шишкой на конце; слизистые бока и спина, из которых торчат безос тановочно извивающиеся щупальца; три непонятно зачем ему нужные руки, похожие на человеческие, но раз в десять большие; круглая лысая голова с пятью багровыми фасетчатыми глазами, одним конусо видным ухом на затылке и пастью, наполненной самыми белоснежными, острыми и длинными зубами из всех, какие вы можете себе вообра зить. Если вам всего этого мало, то добавлю, что от пяток до ма кушки в нем было метров сорок. То, что я описал выше, - это беглый рисунок, набросок, почти дружеский шарж. Множество деталей оста лось в тени, так как я не сторонник физиологизма. В частности, за пах. От гиганта несло, как от полка солдат после двадцатикиломет рового марша в полной выкладке в летнюю жару по пересеченной выг ребными ямами местности. Я щажу чувства дам и потому смягчаю крас ки. Конечно же, я сразу узнал его по картинке в бабушкином альбоме "Бумажный монструктор для больших и маленьких". Передо мной был

сам непревзойденный в безобразии Стоматозавр, и это означало, что

я покинул обжитые места и углубился в Зону повышенного риска, сок ращенно - Зопор, область, известную лишь по мифам и преданиям. Немногие смогли выйти из Зопора живыми. Здесь встречаются порожде ния самой буйной и болезненной фантазии, вроде крови с молоком, крабовых палочек из рыбы или полутораспальной кровати (для полуто рателых уродов).Здесь жестокий тоталитаризм железной рукой внедря ет среди подвластного населения свободу слова, демократию и либе рализм. Здесь сбываются безумные пророчества и не открываются вов ремя магазины. Пока я предавался сим размышлениям, Стоматозавр подхватил меня, сунул под мышку и двинулся в неизвестном направле нии. Я бы на его месте сразу пошел на кухню, но он еще часа два шлялся по округе, купался, слушал комариное пение, разжигал лесок и грелся на углях. И только ближе к полуночи приволок меня во дво рец. В ящике у входа он подобрал подходящих размеров клетку, за толкнул меня внутрь и защелкнул замок на двери.

– Ну, а звать тебя будут, э-э-э, Барсиком, - хриплым басом сообщил он.
– Разговаривать-то умеешь?

– Разумеется, - зло буркнул я.
– Между прочим, у меня и собс твенное имя имеется.

– Этого не надо, - заявило чудище, опускаясь в кресло, - Не дерзи. Не люблю.

Я осмотрел свое новое жилище. В нем обнаружились: охапка сена в углу - видимо, моя постель; ящичек с песком; жердочка - судя по всему, размеры не позволяли монстру замечать мелкие различия между мной и птахами; две миски - с водой и с зерном.

– Между прочим, - громко и отчетливо произнес я, так что зад ремавший Стоматозавр подскочил в кресле, - я не травоядный, а пло тоядный. И требую соответствующего отношения.

– Между прочим, - сердито нахмурил он костные выросты, распо лагавшиеся поперек узкого лба и заменявшие брови, - я тоже. Учти это, когда соберешься будить меня в следующий раз.

Что делать - пришлось переходить на вегетарианство, тем бо лее, что порции были обильными, в соответствии с временами года он давал мне и фрукты, и овощи, и арбузы, и шпинат, изредка и мясца подкидывал, и яичек, а вместо воды - молочка. В общем, впервые я познал, что такое здоровое, полноценное питание, и возненавидел его навсегда. Только мои девочки утешали меня в неволе. Кормил и поил я их остатками с собственного стола, а навещал каждый раз, когда монстр уходил или засыпал. Прожил я у него довольно долго, и хозяином он оказался, в принципе, неплохим и не обижал меня. Ся дет, бывало, в свою любимую кресло-качалку из стволов сталипы, по ложит меня на колени, гладит по спине и приговаривает:

– Барсик ты мой маленький. Эх, самочку бы тебе, да не попада ются никак.

С течением времени он стал больше доверять мне, когда возвра щался - выпускал порезвиться, любил, когда я летаю по комнатам, но на ночь и на день неизменно запирал в клетку. А замок в ней не брали ни пламя, ни мускульная сила. Однако я не оставлял мыслей об освобождении. Они заполняли долгие часы моего вынужденного без делья. Из клетки не выбраться, значит, нужно использовать период, когда он дает мне размяться вне ее. Я досконально изучил здание, но это мало помогло. Наружу вели только окна и единственная дверь. Однако на окнах была столь частая решетка, что мне сквозь нее ни как не протиснуться. Дверь он, правда, никогда не запирал, да на ней и не было даже задвижки. Что и говорить, репутация хозяина ох раняет дом лучше любых замков. Ясно, что это был единственный путь к свободе. Но тут было еще одно препятствие. У чудовища оказалась невероятная скорость реакции. Я убедился в этом, когда однажды ве чером неосторожная ежемышь рискнула пробежать вдоль плинтуса ком наты, в которой находились мы с монстром. Ежемыши - мелкие и быст рые существа, при любой опасности они мгновенно находят укрытие, но у данной особи не было этого мгновения. Щупальца Стоматозавра распрямились настолько стремительно, что глаз не сумел уследить за этим, и несчастная не успела сообразить, что произошло, а уже отп равилась на экскурсию в глубины пищевода чудища. Я поежился, а он лишь прохрипел:

– Ненавижу паразитов.

Значит, так просто мне до выхода не добраться. Нужно чем-то отвлечь внимание хозяина. Чем же? Я проанализировал все, что узнал о монстре: его привычки, вкусы, разговоры, обстановку комнат, ма неру одеваться (когда он вообще удосуживается носить одежду). Ре шение должно было найтись. Я перебирал факты снова и снова. Следи прочего в памяти всплыл короткий диалог, который состоялся между нами как-то раз, когда он переваривал сочный ломоть телячьей гру динки, жареный в масле, а я - тот пук разнотравья, которым он вздумал накормить меня в целях витаминизирования организма.

– Слушай, Стоматит, - сказал я (так его, по его же словам, называла любящая бабушка), - для чего ты меня все-таки держишь?

– Понимаешь, Барсик, - ласково прорычал он, - я люблю, чтобы меня окружало все красивое. А ты столь хорош собой, что просто растопил мое сердце!

Похоронным звоном отозвалась в моем сознании заслуженная пох вала. Раз он так любит меня, то никогда не отпустит на волю. Но, помимо огорчения, этот разговор принес и еще кое-что: информацию о слабости монстра, не исключено - единственной. Я вспомнил, что во дворце не было зеркал, а здешние водоемы, если верить сказкам, слишком мутны, чтобы отражать окружающую действительность сколь ко-либо адекватно. Между тем в ящике с принцессами имелся один предмет... Совсем крошечный - метр на метр - но разглядеть себя все-таки можно. Частями. Внезапно решение проблемы во всей ослепи тельной простоте возникло передо мной.. Конечно, девочки огорчат ся, но на свободе я им куплю новое зеркало. Да если чудище с его тягой к прекрасному увидит собственное уродство, то оно а лучшем (для него) случае отделается длительным обмороком (не исключено развитие в дальнейшем мании преследования). А я тем временем ус кользну.

Я с трудом дождался вечернего возвращения монстра.

– Стоматит!
– воскликнул я, едва он вошел в комнату.

– Что ты пугаешь меня, Барсик?
– сказал он, отпрянув.
– Так, между прочим, можно заикой остаться. На всю жизнь.

– Хозяин!
– продолжил я уже потише.
– Я вспомнил про одну штуку, которая у меня есть и которая тебе наверняка понравится.

– Неужели это так важно, что стоило доводить меня почти до сердечного приступа?

– Прости, Стоматит, но уж очень мне хотелось тебя обрадовать. Ты когда-нибудь видел, как выглядишь?

– Нет, конечно. Фотографию-то в наших краях еще не изобрели.

– А ты знаешь, что такое зеркало?

– Слышал сказки в детстве. Кажется, это прибор для получения четкого отражения?

– Не все легенды врут, хозяин. У меня есть зеркало.

Когда он увидел себя в небольшом куске амальгамированного стекла, то, что заменяло ему лицо, исказилось. Я едва сдерживал торжество. Вот сейчас, сейчас... Я отодвинулся, чтобы, падая, он не повредил меня. Между тем монстр шептал что-то. Я прислушался.