Посланец. Переправа
Шрифт:
Рынок делился на две части. Главной из них было капитальное двухэтажное здание с высокими наружными ступенями, в котором торговали мясом. И окружавшие его со всех сторон палатки и лотки уличных торговцев. Совсем как на восточных базарах.
Беспалов появился здесь слишком рано, торговцы в палатках только раскладывали свой товар. Его в огромных ящиках на специальных тележках подвозили местные кули. Фигура одного из них показалась ему до боли знакомой.
— Максим! — не удержавшись, окликнул Беспалов.
Базарный грузчик оглянулся, и Беспалов, увидев его лицо, вздрогнул. Это был Биденко. Оба не ожидали встретиться именно здесь.
— Вы что тут делаете? — спросил Беспалов, хотя и без вопросов было ясно, чем занимается
— Вот этим и занимаюсь, — сказал Биденко, явно смутившись. — Другой работы в нашем городе я так и не нашел. Да ее и нету.
Беспалов вспомнил, как под огнем душманов тащил на себе сержанта с горы, как щелкали пули, ударяясь о камни, и Биденко просил бросить его и спасаться самому. Гимнастерка на спине Беспалова взмокла от крови, сочившейся из раны Биденко, и прилипала к коже, словно лейкопластырь. Кожа в этом месте нестерпимо чесалась, ему хотелось сбросить гимнастерку и досуха вытереть чесавшееся место, но он бежал, думая только о том, как бы не упасть и добраться до скалы. А, укрывшись за скалой и сделав Биденко противошоковый укол, он забыл и о гимнастерке, и о своей коже. Биденко был без единой кровинки в лице, его сухие почерневшие губы не шевелились, и Беспалову показалось, что сержант умер. Ему захотелось закричать от бессилия, но в это время Биденко открыл глаза и, с трудом разлепив губы, шепотом спросил:
— Где мы?..
Неужели сержанту нужно было пройти сквозь этот ад только для того, чтобы потом работать на базаре грузчиком? И вдруг он увидел, как из-за палаток вышел и направился вдоль торгового ряда упитанный, лоснящийся парень в черных, ниспадающих на лакированные туфли брюках. Его сопровождали два высоченных амбала. Биденко, тоже увидев его, съежился и, толкнув тележку, сказал:
— Извините, но мне пора.
— Кто это? — спросил Беспалов, хотя с первого взгляда узнал упитанного.
— Вахтанг Гусейнов, хозяин рынка, — ответил Биденко. — Вы что, его знаете?
— Видел однажды, — сказал Беспалов. — Он с дружками приезжал в деревню, где живет моя сестра.
— Лучше бы его не видеть, — произнес Биденко.
— А у меня такое предчувствие, что я ним еще встречусь, — сказал Беспалов. — Чего он здесь ходит?
— Очевидно, кто-то не поделился с ним выручкой.
— Все товары принадлежат ему? — спросил Беспалов.
— Товары принадлежат челнокам. Он их крышует и берет за это деньги.
— А его кто крышует?
— Милиция.
— Теперь все понятно, — сказал Беспалов. — Занимайтесь своими делами. Я пришел сюда посмотреть на местную жизнь. Надо же знать, чем живет народ. За войну совсем отвык от этого.
Биденко, развернув тележку, торопливо покатил ее дальше, а Беспалов осторожно направился за Гусейновым. Торговцы и грузчики подобострастно расступались перед ним, освобождая дорогу. В их безропотной услужливости было что-то рабское, невольно задевающее душу. В советских букварях первой фразой, которую учились писать дети, было: «Мы не рабы, рабы не мы». А здесь вдруг все сразу, забыв, кем были еще совсем недавно, потеряли человеческое достоинство. Причиной всему, конечно, страх. Неужели они боятся телохранителей Гусейнова, кстати сказать, наверняка русских парней, может быть, даже тоже побывавших в Афганистане и на Кавказе? Но, скорее всего, страшны были не телохранители, а само положение торговцев. Выгони их с рынка, — и им останется просить милостыню или помирать с голода. Никакой другой работы в городе нет.
Гусейнов шел, высоко подняв голову, а встречавшиеся ему на пути торговцы кланялись и сгибали спины. Словно подставляли их под щелкающий над ними кнут. Большинства из них он не удостаивал даже взглядом, в сторону некоторых бросал короткие реплики. Они вздрагивали, как от удара, и покорно кивали головой.
Спесь, которую открыто выказывал Гусейнов, была высокомерной, но она не задевала Беспалова. Он хорошо понимал, что Гусейнов не такая уж большая сошка в иерархии местных олигархов. Те, у кого больше денег, не ходят по базарам и не выколачивают мелкие неуплаченные долги. Не ездят по деревням за мясом. Они сидят в офисах или роскошных вилах и управляют созданной ими империей по спутниковой связи. К тому же Беспалов видел Гусейнова в другой ситуации. Он до сих пор помнил его испуганное лицо, когда толпа сельчан во главе с батюшкой подошла к дому Миронова, чтобы защитить того от бандитов. Те, кто держит других в страхе, сам хорошо знает, что такое страх. В этом Беспалов убедился еще на Кавказе.
Гусейнов вдруг остановился и посмотрел в сторону Беспалова. Что-то насторожило его в фигуре бывшего капитана. Может быть, он узнал в нем того самого человека с тросточкой в руках, который стоял около дома Миронова, когда на деревенской улице догорал его джип? Но теперь Беспалов был и в другой одежде, и без тросточки, его можно было перепутать с кем угодно. Беспалов спокойно посмотрел на Гусейнова, прошел мимо него и направился к высокой лестнице, ведущей в мясные ряды базара. Гусейнов долго смотрел ему вслед, Беспалов чувствовал это затылком и теперь уже отчетливо понимал: сгоревший джип он никогда не простит никому.
Мясные прилавки были завалены свежим мясом на любой вкус. Предлагались и вырезка, и свиная отбивная, и ромштекс. Торговали женщины, по виду все, как одна, русские. Беспалов спросил у некоторых из них, откуда мясо, но ни одна не могла назвать ни район, ни деревню. Они торговали чужим товаром, тем, который поставлял на рынок Гусейнов. Здесь он стоил в два-три раза дороже, чем в деревне. Крестьян нещадно обдирали, и они молча терпели это, потому что у них не было выбора. Рынок принадлежал Гусейнову, и мясо можно было продать только здесь. Лишь сейчас Беспалову стало понятно, почему с такой безнадегой говорил о своей жизни его свояк. А русских женщин нанимают торговками для того, чтобы простолюдин не понял, кому принадлежат рынки. Покупал мясо и думал, что берет его у своего собрата крестьянина.
Беспалов вышел из павильона и по широкой лестнице спустился вниз. На ипподром и стадион идти расхотелось, да там бы он все равно не увидел ничего. Он оглянулся и уткнулся взглядом в рекламный щит, на котором большими буквами было написано название банка «Доверие». Граждан города призывали хранить деньги только в нем. Беспалов прочитал название улицы, на которой находился банк, и направился туда. Это было всего в двух остановках автобуса.
Банк располагался в новом, специально построенном для этого здании. Увидев его, Беспалов сразу понял, что проникнуть в него будет чрезвычайно трудно. Здесь все наверняка оборудовано по последнему слову техники. И сигнализация, и система охраны, и, конечно, хранилище, где лежат и куда привозят деньги. Они поступают сюда непрерывным ручьем, стекаясь из касс магазинов, рынков, вкладов фирм, принадлежащих Джабраилову. Беспалов почему-то подумал, что с физическими лицами такой банк работать не должен. Слишком уж это хлопотно, да и навар от физических лиц мизерный. Большинство российских граждан по старинке доверяет «Сбербанку». Туда и несут свои денежки перешедшие от социализма к капитализму граждане, откладывая их кто на похороны, кто на черный день.
Беспалов решил понаблюдать за банком с противоположной стороны улицы. Ему не хотелось попадать в камеру видеонаблюдения, которая автоматически записывает всех людей, проходящих мимо здания. Но, к своему удивлению, никаких камер ни на стенах здания, ни у въезда во двор он не увидел. Двор банка, примыкавший к его торцевой части, был невелик, въезд в него закрывал автоматический шлагбаум, рядом с которым находилась будка охранника. Сквозь ее стекла можно было разглядеть его темную фигуру. Единственная камера наблюдения была установлена над высокими ступенями у парадного входа в банк.