Посланец. Переправа
Шрифт:
Глебов кивнул. Он вспомнил Москву, холодное и низкое темное небо, сыпавшее на землю снегом, который хрустел под ногами, и тяжелую, шаркающую поступь молчаливых солдат, отправлявшихся через Красную площадь на фронт. В этом тяжелом шарканье, гулко отдававшемся от стен Кремля, была решимость каждого солдата отстоять Москву или лечь на поле боя, но не пропустить немцев в столицу. Глебов со своей ротой был в одной из колонн, прошагавших в то утро по площади. Это утро он не забудет никогда, прежде всего потому, что в тот день впервые увидел Сталина. Тот стоял на трибуне мавзолея вместе с другими руководителями государства и поднятой рукой провожал идущие в бой войска. Сталин был в шинели
— Товарищ командир полка, вас командир дивизии разыскивает!
— Я с ним отсюда поговорю, — сказал Глебов.
Захарова, подскочив к столу, подала ему наушники, протянула микрофон.
— Слушаю вас, товарищ первый, — произнес Глебов, натягивая на голову наушники.
— Ты знаешь, что немцы против тебя кулак собирают? — прокричал командир дивизии. — Мне об этом летчики доложили.
— Знаю, товарищ первый. Только я их кулаком им же сопатку разобью.
— Ты сильно-то нос не задирай, — уже мягче произнес Бобков. — А к отпору приготовься.
— Я готов, товарищ первый.
— Чтобы через два часа твои соображения были у меня, — сказал командир дивизии и отключил связь.
Позицию, которую занимал полк, на правом фланге разрезало болото. Оно мешало как Глебову, так и немцам. И те и другие хотели оставить его у себя в тылу, чтобы создать непрерывную линию обороны. Но ни тем ни другим это пока не удавалось. Вот и сейчас немцы снова накапливались с двух сторон болота, пытаясь обхватить его и отбросить наши позиции за лес, в чистое поле. Там бы уж они не дали высунуть головы, держа каждого нашего солдата под прицелом. Разведчики вовремя засекли сосредоточение немцев, Глебов передвинул часть артиллерии, и боги войны только ждали, когда немцы вылезут из окопов. В этот момент и решено было накрыть их плотным огнем. Но если командир дивизии обеспокоен складывающейся ситуацией, значит, надо на месте еще раз проверить свою готовность. Для Глебова это было правилом. Он поднялся из-за стола, чуть улыбнулся Жене и, коротко бросив: «Договорим потом», — быстро вышел из комнаты связистов.
Через день он снова встретился с Женей у колодца, на этот раз вечером. Стояла удивительная тишина. Только над передовой, рассыпая по черному небу искры, время от времени взлетали ракеты, освещая мертвенным светом ничейную полосу и колючую проволоку по обе стороны ее. Да похожие на падающие звезды трассирующие пули беззвучно прочерчивали свою траекторию. И вдруг в лесочке, через который вчера утром «студебеккеры» тянули артиллерию, защелкал соловей. Сначала неуверенно, останавливаясь и прислушиваясь к тишине после каждого колена, потом все смелее и смелее, пока не запел в полный голос.
— Что это? — удивившись, спросила Женя.
— Соловей, — ответил Глебов.
— Никогда не думала, что на войне могут петь соловьи.
Она сказала это так легко, словно выдохнула, и Глебов в который уже раз поблагодарил Бога за то, что тот послал ему в полк эту девушку. Он уже начал ревновать ее ко всем офицерам, которые неожиданно по делу и без дела вдруг зачастили к нему в штаб. Тут и догадываться не надо было о причине посещений. За годы войны мужские сердца до одурения истосковались по женской ласке. В такой обстановке красивую одинокую девушку умыкнуть не долго. Но Глебов уже решил, что никому не отдаст Женю… А соловей, словно торопясь, все пел и пел, пользуясь короткой паузой тишины, подаренной ему войной. Глебов видел, как, затаив дыхание, Женя слушала это пение, и глаза ее светились в темноте, словно две маленькие звездочки. Он протянул руку и осторожно накрыл своей ладонью узкую, тонкую, немного прохладную ладонь Жени. То, что произошло потом, едва не повергло его в шок.
Женя порывисто дернулась, резко встала и сказала зло, отчеканивая каждое слово:
— Извините, Сергей Иванович, — она впервые назвала его не по должности и званию, а по имени, — но больше никогда не позволяйте себе этого. Я солдат и относитесь ко мне как к солдату. Походно-полевой женой я никогда не буду. Не создана для этого.
Она круто повернулась и торопливо зашагала к себе, в комнату связистов.
— Женя, — позвал ее Глебов.
Она остановилась. От напряженного дыхания грудь ее ходила ходуном, ноздри нервно расширились. Такой возбужденной Глебов ее еще не видел. Удивительно, но в это мгновение она показалась ему еще красивее.
— Простите, — примирительно сказал он и наклонил голову. — Я не хотел вас обидеть… Честное слово…
Женя молча посмотрела на него и также молча скрылась за дверью своей комнаты.
…Все эти мгновения раз за разом прокручивались в голове Глебова, пока он шел к разведчикам. В его сознании не укладывалось, как он может послать Женю с ними за линию фронта. Ведь ее там в любой момент могут убить, еще хуже, захватить в плен и потом измываться в какой-нибудь землянке или прямо в траншее. От одной мысли об этом Глебов приходил в ярость. Он бы без колебаний послал с разведчиками Захарову, не раз бывавшую за линией фронта, но той две недели назад сделали операцию аппендицита. Она за столом-то сидела скрючившись, как улитка, ей не только в тыл к немцам, до туалета дойти было трудно. Глебов понимал, что у него не было выбора, и от этого не находил себе места.
Разведчики расположились в блиндаже, вырытом в скате небольшого овражка. Брезент, закрывавший вход в блиндаж, был откинут, и в его проеме Глебов сразу увидел Демидова. Командир взвода разговаривал с кем-то, находившимся в глубине блиндажа. Услышав шаги, Демидов оглянулся и тут же скомандовал:
— Встать, смирно!
— Вольно, — сказал Глебов, останавливаясь у входа.
Он прошел в блиндаж, оказавшийся просторным, с нарами вдоль обеих стен и длинным столом посередине, на котором лежали куски хлеба и несколько пустых банок из-под немецкой тушенки. На нарах стояли раскрытые вещмешки, рядом с ними автоматные диски. Было видно, что разведчики собирались на задание.
— Определили, кто пойдет? — спросил Глебов, обращаясь к Демидову.
— Так точно, товарищ комполка. Двенадцать человек.
— Включая радистку? — спросил Глебов и, представив уходящую через линию фронта Женю, снова почувствовал, как заныло сердце.
— Включая радистку. А кто с нами пойдет: Захарова или эта новенькая?
У Демидова хитровато блеснули глаза, и Глебову это не понравилось. Он решил испортить настроение разведчику.
— Захарова просится. Как узнала, что вы собираетесь к немцам и с вами надо посылать радистку, сразу обратилась ко мне.
— Куда же нам с ней, товарищ подполковник, — обиженно сказал Демидов, лицо которого сразу стало постным. — Она здесь-то ходит скрючившись, а там и по болоту идти, и столько страху увидеть придется. Нам не задание выполнять надо будет, а ее отхаживать.
— А с новенькой возиться не надо будет? — спросил Глебов. — Она страха не ведает и немцев не боится?
— Она шустрая, товарищ подполковник, — неожиданно откликнулся сидевший на нарах старший сержант Гудков. — Она где угодно пройдет, ее только прикрывать надо будет.