Посланец. Переправа

Вторушин Станислав Васильевич

Ему вспомнилась Надя. После того как отбыл на Кавказ, он несколько месяцев не писал ей. Ему казалось, что чем дольше она не будет иметь от него весточки, тем больше соскучится. Но Беспалов не учел одного: скучать будет не только Надя, но и он сам. И все же первое письмо, которое он отправил ей, было сдержанным. Она ответила очень быстро, но Беспалову вручили его лишь после того, как он возвратился из недельного блуждания по горам. Он выслеживал бандгруппу, стараясь найти ее тайники с оружием, установить пункты наблюдения, выявить связи с местным населением. Боевики хорошо готовились к каждому налету на наши посты, и, чтобы вовремя засечь это, надо было вести тщательную разведку.

Надя писала, что очень

соскучилась и больше всего боится, что его могут убить. Ведь сообщения о гибели наших солдат на Кавказе, о захвате их в плен, зверских пытках и казнях не сходят с экранов телевизоров. Прочитав письмо, Беспалов вытянулся на кровати и положил его на грудь. Потом перечитал еще раз, поднес к лицу, стараясь выяснить, не осталось ни на нем запахов Нади, закрыл глаза и долго не открывал их, заново переживая самые счастливые минуты своей жизни. Ему казалось, что он ощущает аромат Надиных волос, ее тепло и даже видит у своего лица ее горячие, подрагивающие губы. Беспалов понял, что она простила его и хочет, чтобы он поскорее вернулся. Он тут же написал ей ответ, но больше писем от нее не приходило. Беспалов измучился, не находя себе места, пока майор Сенчуков, с которым они сдружились за месяцы службы, не сказал с предельным цинизмом:

— Брось ты, Леша, переживать. Поверь мне, она нашла кого-то не хуже тебя. Женщина не может быть долго одна. Ей постоянно нужен около себя человек, на которого она могла бы опереться.

Беспалов обиделся на майора и несколько дней не разговаривал с ним. Но писем от Нади так и не приходило, и в душу невольно закралась подленькая мыслишка: «А, может быть, Сенчуков прав?» Беспалов подумал, что после этого ему станет легче. Но душевная рана так и не зажила.

Сегодня он снова вспомнил Надю, и это воспоминание разбередило сердце. Надя до сих пор была для него самым дорогим человеком, и он понял, что не успокоится до тех пор, пока не увидит ее. Даже если она за время их разлуки полюбила другого. «Как только поправлюсь, сразу поеду к ней», — решил Беспалов.

3

Утро выдалось ясным и солнечным, деревенский воздух, наполненный запахами цветущих палисадников и отволглой за ночь травы, пьянил, как свежая медовуха. Беспалов долго стоял на крыльце, наслаждаясь разлившимся над дворами покоем, потом прислонил к стене тросточку и несколько раз развел и свел на груди руки. Он уже давно не делал гимнастику и почувствовал, что легкие физические упражнения доставляют удовольствие. Израненное тело набиралось сил, и они начали требовать выхода. Но он еще не рисковал давать себе большие нагрузки, чтобы набрать форму, требовалось время.

На крыльцо вышла Настя с ведром в руках, бросила на Беспалова взгляд и, уже спускаясь со ступенек, сказала:

— Пойду, соберу огурцы, к вечеру сделаю малосольненьких.

Она легко, как балерина, спорхнула со ступеньки и, обернувшись и улыбнувшись Беспалову, направилась к калитке, ведущей в огород. Он невольно залюбовался ее фигурой, легкой, почти воздушной походкой. «Деревенская баба, — подумал Беспалов, — с утра до вечера крутится по хозяйству, а сумела сохранить и привлекательность, и неунывающий нрав». И еще он подумал о том, что не заметил, как она выросла, стала женщиной, завела семью. После школы он уехал в военное училище, потом мотался по гарнизонам, в самом конце необъявленной афганской войны оказался в Кандагаре. Там и получил первое боевое крещение. Его группу послали спасать экипаж вертолета, сбитого духами в ущелье.

За экипажем должен был прилететь другой вертолет, но, чтобы он смог приземлиться, духов надо было держать подальше от него. Ущелье было глубоким и узким, духи сидели на горном гребне, а в горах кто находится выше, тот и владеет ситуацией. Экипаж спасло то, что духи слишком поторопились. Они кинулись с вершины к сбитой, лежащей на боку машине, надеясь как можно быстрее захватить летчиков, если кто-то из них еще остался в живых. И пока они, падая и спотыкаясь о камни, торопливо спускались вниз, группа Беспалова заняла их позиции. Услышав шум второго вертолета, духи приготовились встретить его огнем, но сами попали под огонь бойцов Беспалова.

Беспалов не видел спасенных летчиков, узнал только, что все они были ранены и доставлены в госпиталь. Но об этом ему сказали два дня спустя, а сам он почти сутки под непрерывным обстрелом спускался с той горы, вынося на плечах тяжело раненного в бедро и потерявшего много крови сержанта Биденко. Тогда впервые в своей жизни он понял, что такое настоящий страх. Пули визжали, ударяясь о камни, казалось, что каждая из них нацелена прямо в тебя, бешено стучащее сердце вырывалось из горла, а животное чувство самосохранения гнало вниз, за поворот ущелья, где только и можно было спрятаться от надвинувшегося ужаса. Но сознание все же не отключалось, и Беспалов понимал, что безоглядное бегство означает неминуемую гибель для всех. Он постоянно останавливался и давал короткие очереди по душманам, успевая охватить взглядом склон, по которому спускались его солдаты. Истекающий кровью сержант Биденко, висевший у него на спине и державшийся уже совсем ослабевшими руками за его шею, постоянно хрипел в ухо:

— Бросьте вы меня, товарищ лейтенант. Нам отсюда все равно не уйти.

Беспалов сначала не отвечал ему, а потом рявкнул:

— Еще раз вякнешь, пристрелю сам!

Биденко замолчал. Они укрылись за выступом небольшой скалы, где Беспалов наложил сержанту жгут на ногу и сделал укол промедола. Духи не посмели спуститься с гребня потому, что рассыпавшиеся по склону солдаты сумели укрыться и начали вести прицельный огонь. Уйти в долину удалось только с наступлением темноты, а до своей части они добрались под утро. Господь спас всю группу, никто не был убит, а ранение получил один Биденко. Беспалов думал, что начальство похвалит за выполнение задания, но командир полка, прервав его доклад, сердито буркнул:

— Что же ты полдня тащил на себе этого сержанта?

— А кто бы его вытащил кроме меня? — удивился Беспалов. — Ведь рядом никого не было. Все, как могли, отбивались.

Биденко сделали операцию и отправили на родину в госпиталь. Через месяц он прислал Беспалову открытку, в которой сообщил, что поправляется, и благодарил за спасение. Беспалов сохранил ее, она и сейчас лежала в его вещевой сумке.

Он не знал, почему ему вдруг вспомнился Афганистан. Ведь в подобных переплетах не раз приходилось бывать и в Чечне. В ней были случаи и пострашнее. Афганцы в отличие от чеченцев не отрезали головы пленным и не выбрасывали их на дорогу, не издевались над захваченными солдатами. Наоборот, они берегли их, пытаясь обменять на тех, кто попадал в наши руки. А здесь же все животное, что осталось в человеке со дня сотворения, вылезло наружу. А ведь мы с чеченцами являемся гражданами одной страны, и делить-то нам вроде нечего. И ненависти никакой друг к другу у нас никогда не было. Что же произошло с людьми?..

Беспалов попробовал сделать несколько осторожных приседаний, боясь почувствовать боль в раненом боку. При выписке из госпиталя врач строго-настрого наказывал ему избегать каких-либо нагрузок, чтобы, не дай бог, не разошлись швы. До этого дня он берегся, но сейчас понял, что настало время потихоньку втягиваться в привычный ритм жизни. Здоровый дух любит здоровое тело, а потому надо начинать тренироваться. Собственная беспомощность угнетала больше всего. Расставив ноги, он попытался дотянуться кончиками ладоней до пальцев ног, но тут же ощутил неприятный холодок в животе. Этот холодок предупреждал о том, что торопиться в таких делах не следует. Беспалов выпрямился и глубоко вздохнул.