Послание из прошлого
Шрифт:
Рука его дернулась и потянулась к бобине. Размотать и порезать на мелкие кусочки, пока никто не услышал! – пронеслась в голове мысль.
Он взял пальцами за края пластикового круга, потянул его на себя, чтобы немедленно уничтожить вещественное доказательство, но другой рукой, удерживая магнитофон, чтобы тот не упал, нажал кнопку воспроизведения.
В ту же секунду раздался голос и Витя почувствовал, как волосы на его голове встают дыбом. Он попятился задом, пока не уперся в стену и не осел на ватных ногах.
Слова, прозвучавшие сквозь шуршание и треск, были настолько далекими и странными, что он тут же
– Прежде чем ты уничтожишь пленку, просто прослушай ее до конца.
Теперь, совершенно точно, он узнал этот голос.
Его собственный голос, только повзрослевший, уставший и бесконечно одинокий.
Глава 9
2010 год
После похода к участковому, Виктор прилег, чтобы осмыслить случившееся и слегка задремал. Ему приснился сон, который постоянно снился ему в колонии.
Он находится на стадионе «Динамо», чашу которого ровно пополам делит свет и тьма. Едва различимые на противоположной стороне арены фигурки бегунов, двигаются почти синхронно, как марионетки. Странный мужчина, наклоняющийся к тете Оле так близко, словно он желает ее поцеловать… или схватить зубами за шею, и, наконец, три быстрых удара гонга, возвещающих последний перед финишем круг.
Шаров оглядывается, однако резкая тень позади мешает уловить рывок соперника, который, будто демон, возникает из тьмы и как одержимый, несется к финишу, прилагая для этого поистине нечеловеческие усилия.
Взмах флажка арбитра… Резкий свисток…
Стремительная тень заволакивает стадион. Витя встает со своего места, чувствуя, как шорты от жары прилипли к пластиковому сиденью.
Ни ветерка, ни дуновения.
Он оглядывается на тетю Олю, думая, что это ее тело отбрасывает такую густую, почти черную тень, но женщины нигде нет.
Стадион абсолютно пуст.
Ровные ряды сидений уходят влево и вправо насколько хватает глаз и от этой картины ему становится страшно.
Огромное светодиодное табло, до того момента пустое и застывшее, вдруг озаряется ярким светом.
Витя все же силится разглядеть победителя: вытягивает шею, часто моргает, будто бы тьму можно прогнать взмахом ресниц.
Невыносимая ватная тишина окружает его и как он ни старается, разглядеть победителя не удается.
Пронзительный звонок заставил его выпрыгнуть из груди.
Он резко вскочил, озираясь – чаша стадиона исчезла, вместо нее непонятно откуда взялась тесная конура – здесь не было ни белого, ни черного, ни тьмы, ни света – все выглядело одинаково серым, таким, что поначалу Виктор лишь дико вращал глазами, пытаясь понять, где находится.
Через минуту, когда сознание с трудом совместилось с реальностью, он понял, что кто-то звонит в дверь.
Виктор медленно поднялся, будто боясь расплескать еще клубившиеся в голове обрывки странного сна и вышел в прихожую.
Лязгнув замком, он поймал себя на том, что забыл посмотреть в дверной глазок.
Но кто и что у него можно украсть?
Усмехнувшись, он откашлялся, прочистив горло, и открыл дверь.
– Витя… – в темную створку просунулось худое изможденное лицо тети Оли.
Виктор кивнул, сунул ноги в шлепанцы и не запирая двери, пошел за женщиной.
Извечная проблема нашего дома, – подумал он. Мама сама умела менять пробки, а он в старших классах научился делать жучки, хотя свои знания применил всего один раз, едва не спалив весь дом. Выручил все тот же почтальон, Николай Степанович.
Воскресным вечером во время стирки выбило пробки, пропал свет, а запасных, как назло, не было. Он быстро соорудил жучок, вынув сгоревшую пробку, примотав к ее концам медный провод по верху и закрутив назад. Откуда он это узнал? Все очень просто – те самые гаражи, по крышам которых он так любил лазить с пацанами. В крайнем, у самого забора ряду, где огромные кусты бересклета и калины скрывали дыру в сетке, через которую можно было попасть на территорию, практически дневал и ночевал странный мужичок, которого все звали Гром. Витя не знал как его зовут по имени отчеству и стеснялся спросить. Да это было и не нужно. Все звали его дядя Гром. Низенький и коренастый, весь в бородавках, с приплюснутым, как у жабы лицом и жиденькими волосками, выбивающимися из под засаленной кепки. Поговаривали, что на груди у него татуировка молнии точь в точь повторяет огромный шрам, похожий на молнию. Оттого и кликуха пошла. Но Витя никогда не видел этого и не хотел бы увидеть.
Отвратительный на вид, производящий самое ужасное впечатление при первой встрече, он, тем не менее, был добрым, хотя и немногословным мужиком. Он-то и показывал пацанам всякие полезные, бесполезные и даже опасные штуки при случае, приговаривая: "В жизни всякое пригодится…"
Чем он там занимался, постоянно чумазый и грязный, в своем гараже, больше похожем на берлогу, заваленном горами инструментов, мотками проводов, электрическими приборами, о назначении которых можно было только догадываться, Витя не знал, да и не задавался этим вопросом.
Мама всплеснула руками, когда в дом вернулся свет, а барабан стиральной машины снова начал вращаться.
Утром Витя ушел в школу, мама на работу и только Николай Степанович, разносивший газеты, почуял неладное. Он позвонил в дверь тете Оле и так как у нее был ключ от квартиры Крыловых (а запах гари шел именно оттуда), – благодаря всем этим довольно банальным обстоятельствам, пожар удалось предотвратить.
Виктор вошел в квартиру тети Оли со смешанным чувством. Воспоминания тут же нахлынули на него, но тех самых ощущений не было и в помине. Словно ушло что-то очень важное, близкое, уютное, родное.
Ушло навсегда.
Он потряс головой, смахивая наваждение.
– Держи, вот, – тетя Оля сунула ему в руку пробку. – Раньше я Машу просила, сама как огня боюсь электричества, – виновато сказала она.
Виктор быстро поменял пробки, щелкнул выключателем и комнату заполнил неяркий желтоватый свет.
Он обвел взглядом жилище тети Оли, в котором провел чуть ли не больше времени, чем в собственной квартире и не смог удержать вздох разочарования.
– Господи… – прошептал он.