Послания себе (Книга 3)
Шрифт:
– Это ты?..
Ал проснулся. Душная тропическая ночь готовилась к грозе. Сон о будущем? Может быть... Великие "куарт" знали это. Или о прошлом?.. А что есть Время, как не танец вокруг священного огня? Даже дикие туземцы, почитающие их девятерых, включая Ната, за богов, смутно догадываются об этом и воссоздают Великий Закон Сущего в своих ритуальных игрищах...
Навсегда запомнился день, когда они опустились в джунгли южной оконечности материка Рэйсатру... Вместе с эйрмастером "Саха" Зейтори и волком Натаути их было девять - девять живых душ, девять существ, которые навсегда оторвали себя от медленно
Рука Танрэй холодна и дрожит. Она впилась в его ладонь и уже даже не храбрится: от волнения ей уже все равно, что про нее скажет Ормона и будет ли поддразнивать ее после Тессетен. Чувствуя страх хозяйки, Нат преданно прикрывает ее слева.
Ормона же напротив, смела и дерзка. В своем наряде коротком лифе и брюках, обнажающих живот почти до паха, и все это расцветки змеиной чешуи, она действительно похожа на змею коварную, стремительную, бесконечно гибкую и красивую. Даже не оглянувшись на спутников, она первой ступила на землю, и набежавшие туземцы пали перед нею ниц. С тех пор женщины-дикарки по мере возможностей стали подражать ей в одежде, прическе и даже в украшениях, которые неловко, излишне травмируя плоть, вживляли, как и у нее, в кожу. За Ормоной вышел муж ее, Тессетен, и, прищурясь, насмешливо огляделся.
– Зима тебя побери, братишка, куда ты нас притащил?!
– Да ну, Сетен, не говори только, что тебе это не нравится!
– откликнулся Ал, приобняв за плечи жену.
Ормона смерила их ледяным взглядом и молча отвернулась.
Танрэй была в накидке, отороченной белоснежным, похожим на лебяжий, пухом, а мужчины Миссии одевались просто и практично в тонкие широкие рубашки и рабочие штаны из грубого хлопка.
Загорелые до черноты дикари смотрели на них во все глаза и молчали, словно задохнувшись от суеверного восторга. Никто, даже мудрый старый целитель Паском, тогда не догадался, почему же миссионеров приняли за богов.
– Непуганные, - усмехнувшись, не то для себя, не то для остальных объяснил Тессетен.
– если животные не знают человека, они его не боятся...
– Сетен, я не могу тебя слышать!
– возмутилась Танрэй.
– Не помолчать ли тебе?!
– А что тебя смущает, сестренка?
– Да то, что они не животные! Понимаешь, высокомерный ты наш экономист?! И не смей так больше говорить!
– она не шутила, но он не воспринял ее всерьез.
Ормона вновь искоса посмотрела на нее и пошла вперед. Туземцы благоговейно расступились перед нею.
– Не животные?!
– крикнула она тем, кто оставался у корабля, по другую сторону коренных жителей материка, и развела руками.
– А кто, по-вашему?!
– Н-да... чтобы обучить таких хоть чему-то, придется много повозиться...
– пробормотал ворчливый тримагестр Солондан, вытирая выступивший на лбу пот.
– Ну и жара здесь!
– Климат - дрянь, я же говорю!
– согласился Тессетен. Давай, кулаптр, привей нас, пока мы тут не переболели всеми возможными хворями!..
– Вы идете?!
– нетерпеливо и повелительно спросила Ормона, притопывая ногой на своем пригорке.
– Ладно, - пожал плечами Ал.
– Раз уж мы здесь, надо что-то делать...
Как будто не сам их всех сюда притащил... Это в его духе.
– Правда же, здесь хорошо?
– как-то по-детски улыбаясь, целитель Паском, древний Паском, мягко тронул руку Ала.
Тот набрал полную грудь воздуха, выдохнул и кивнул:
– Веди нас, Ормона!
Солондан брезгливо посматривал на дикарей, а Кронрэй не без интереса изучал видневшиеся невдалеке примитивные постройки местных жителей.
Только эйрмастер Зейтори да волк Натаути были невозмутимы, словно каждый подаренный Природой день высаживались на такие вот девственные земли.
Танрэй отпустила руку Ала. Несерьезная стычка с Тессетеном придала ей отваги. Пусть знает, что она не хуже него и его высокомерной жены!
– Мне так не хватает здесь наших сфероидов!
– по секрету шепнула она созидателю Кронрэю.
– Та гора очаровательна, но как чудесна она была бы, появись в той расщелине поселок из белоснежных куполов! А если бы в долине - вон там, видите? был храм, от него нельзя было бы отвести глаз!
– Все будет!
– созидатель защипнул пальцами веки ни левом глазу, как бы принимая Танрэй в тайные сообщники.
– Погоди немного. Я полагаюсь на твое чувство прекрасного, златовласая муза... для тебя я построю храм искусств...
– А для меня - биржу!
– слух у Тессетена, видимо, был отменным, ведь он шел далеко впереди, рядом с Ормоной, и даже ни разу не оглянулся.
– Извини, дорогая: для нас.
Сверкнувшая на него карим глазом Ормона приняла "жертву" и исподтишка покосилась на Ала; Танрэй заметила и это, и то, как он улыбнулся в ответ на ее взгляд. Змея...
Паском споткнулся и, подшучивая над своей старостью, засмеялся.
– Ладно вам прибедняться, - бросил тримагестр Солондан, вы еще всех нас переживете...
Нат принюхался и насторожил и без того длинные и острые уши. Шерсть на серебристом загривке встала дыбом, он перегнал Танрэй и оттеснил ее назад, причем без какого бы то ни было приказа Ала.
– Сетен! Ормона!
– окликнул их последний, и те остановились.
Дикари обогнали их и стали кланяться. Со стороны жилищ с лаем мчались странные желтовато-песочные тощие существа с хвостами, как у крыс, и мордами, как у волков. Нат зарычал, крепко упершись всеми четырьмя лапами в землю, пригнул голову и ощерился. Глаза его, только что такие умные и добрые, полыхнули красноватой смертью. Учуяв что-то нехорошее, желтые волкообразные существа поджали хвосты и потрусили в сторону.
– Нат, ко мне, - отозвал его Ал.
Пес успокоился и пошел рядом с хозяевами...
Как, кажется, давно это было! Планета сделала уже два полных витка вокруг светила... И прошло всего полторы недели с тех пор, как они вдвоем с Зейтори вернулись с Оритана... Подавленные... То, что они привезли, видели только Кронрэй и Тессетен. Созидатель - чистосердечный и простодушный, как Паском - не скрывая, плакал над проецирующими пластинами, а в воздухе висело страшное. Это были их дома, здания, где все они когда-то работали, был там и сфероид, где познакомились Ал, Тессетен и Танрэй... Сетен помнил в мельчайших подробностях: вот здесь, на ступеньках, он увидел ее впервые - озаренную золотыми лучами, прищурившуюся от яркого света, ясную и юную... Это было четыре года назад, а кажется, прошло сто веков...