Посланник
Шрифт:
«Ну уж нет, только не тебя!» — думал Никита, глядя на нее, но упрямое сознание отказывалось воспринимать ее как незнакомку. Память подсказывала ему, что он знает эту женщину. Прокаженная заметила, как молодой, статный воин нахмурился в тщетной попытке вспомнить ее.
— И не пытайся, — сказала она и подошла ближе, — ты не узнаешь меня теперь, раньше я была другой! Но по твоей вине моя судьба сложилась так, что я оказалась в этой толпе прокаженных и совершаю с ними этот бессмысленный поход по земле! Да, я жива, но живу, чтобы отплатить тебе!
— Ты верно спятила, родная! — Никиту ее речь утомляла и раздражала.
— Нет, я испорчена лицом и телом, но не душой и головою. Моя память навсегда сохранила твой образ! — она уже стояла лицом к лицу с Никитой, и ее жаркое дыхание обдавало лицо Никиты неприятным теплом. Он хотел отстраниться, но женщина крепко вцепилась ему в руку.
— Все это время я молила Бога, чтобы он свел меня с тобою! После моих прикосновений ты еще не скоро увидишь себя таким же уродливым, как я! Но будь уверен, тебя непременно настигнет та же участь, что и меня! Ты хотел, видно, отличиться перед своими друзьями своей смелостью и благородством, что ж, тебе это удалось! Но знай, ты их удивишь и другим! Они перестанут с тобой говорить, общаться и даже избегать твоего беглого взгляда! Вот тогда ты поймешь, каково быть прокаженным!
Она лихорадочно терла свои руки в струпьях о красивые и белые пальцы Никиты. Но, к своему удивлению, он не ощущал ни страха, ни брезгливости. Только два противоречивых чувства боролись в его душе — жалость и ненависть к этому существу.
«Та самая девка, с которой мы развлеклись всей толпой тогда в том городке… Как же он назывался? Кажется, Шеллефтео», — пронеслось в голове Никиты. Он еще раз повнимательнее вгляделся в лицо прокаженной, все еще не в силах окончательно поверить своей догадке. «Боже, что с ней сделала болезнь!» — ужаснулся Преонский.
Теперь он вспомнил эту несчастную и попытался отнять свои руки, но она мертвой хваткой держалась за него. Тогда он влепил ей такую затрещину, что у него заболела рука.
— Сатана! — прохрипела женщина, лежа на траве. — Бог покарает тебя за моего сына, оставшегося сиротой! Попомни мои слова! — она на четвереньках отползла от него, а потом бегом бросилась к своим спутникам.
Женщина рассказала главе сообщества прокаженных — монаху Яну, что в их полку скоро прибудет. «Великий грех совершила ты, Наталья, — укорил ее монах. — Я прочту молитву, да простит Господь твое прегрешение».
Она только смеялась ему в ответ, а потом с облегчением вздохнула.
«Сыночек мой! Родный! Где бы ты ни был! Я покарала обидчика твоего!» — по щекам ее лились слезы радости.
Никита спустился к ближайшему ручью и, отыскав во множестве трав нужную, принялся растирать ею руку. По словам Шамхана он знал, что проказа ничем не вылечивается, но он хотел смыть с себя горячий след прикосновений женщины. Он забыл ее имя, но тот день, когда встретилась она ему в парке и он привел ее в трактир для потехи себе и своим друзьям, Никита помнил отчетливо.
Сашка нашел его и стоял, внимательно вглядываясь в лицо друга.
— Ну и? — спросил его Никита, сидя у ручья.
— Охрана… они это… отказались ехать с нами и повернули назад, — запинаясь, проговорил Сашка. Никита знал, насколько шведы боязливо относились к прокаженным, и выходка Никиты отбила у них всякое желание и дальше сопровождать их.
Капитан рассказал Сашке, что Эрншельдсвик в нескольких часах отсюда и они могут благополучно добраться сами.
— Тем лучше! — бросил Никита и прошел мимо Сашки. — Тебя я тоже не удерживаю, можешь брать карету и катиться! — обернувшись, добавил Никита. Сашку это обидело и он, подскочив к нему, страстно заговорил:
— Неужели ты можешь обо мне такое думать? Мы с тобой где только не были! Я никогда не оставлю тебя, и не надейся!
Он схватил его за руку и до боли ее сжал, глядя на Никиту своими чистыми и ясными глазами.
Никита сдался.
— Может, хватит? — с улыбкой спросил он. — Сегодня почему-то все стараются оторвать мою руку, — сказал он.
Сашка отпустил его, и они пошли к карете. В спешке охранники оставили еду и вино. Друзья подкрепились и двинулись в путь.
Глубокая ночь встретила их уже на подъезде к городу. Они решили переночевать в первом дворе, который не откажется взять усталых путников на ночь за весьма хорошую плату.
Такой двор нашелся. И друзья, не раздеваясь и даже не поев, повалились спать, чтобы завтра утром отправиться в маленькую деревеньку на окраине Эрншельдсвика.
Во сне Никита увидел мост. По нему невозможно было идти. Сильно сгущавшийся туман плотным облаком закрывал путь.
«Однако мост всегда прямой, пойду прямо, авось выйду куда-нибудь», — думал Никита.
Но мост оказался петляющей лентой. На мосту были огромные дыры, в которые можно было провалиться. Поручни были увиты змеями и скорпионами. Держаться не за что, идти неизвестно куда. И тут навстречу идет мальчик и протягивает ему руку.
«Это мое спасение», — решил Никита. Он хотел взять ребенка за руку, чтобы тот служил ему проводником, но неожиданно из гущи тумана мальчика хватают чьи-то руки и уносят высоко-высоко. Страшный смех раздается со всех сторон. Смех, мычание, завывание ветра, уханье совы и утренний крик петуха — все смешалась в бесовской шумихе. Страха не было — только огромное и нестерпимое желание заглушить эти омерзительные звуки. Вот они-то и разбудили Никиту.
За окном во всю мочь заливался горластый петух, оповещая о начале дня. Сашка спал так крепко, что даже мухи, ползающие по его лицу, не доставляли ему неудобств. Никита заботливо согнал их и накрыл Сашку грубым шерстяным покрывалом.
Открыв окно, он позволил свежему утреннему ветерку ворваться в душную комнату. Никита невольно залюбовался восходящим солнцем. Сколько он ни смотрел на это чудо, каждый раз ему казалось, что он видит это впервые.
Солнце поднималось из залива и освещало леса, расположенные на его берегу. Светило было необыкновенно желтым.
«Словно приятное воспоминание», — сравнил Никита. Хозяйка дома, приютившего их, приветливо помахала ему рукой, приглашая к завтраку за большим круглым столом под раскидистыми ветвями старого дуба. Он улыбнулся ей в ответ.