После Чернобыля. Том 1

Кайбышева Ленина Семёновна

— Мне кажется, что усталость сама по себе могла привести к катастрофическим последствиям, — рассказывает М.П. Дружинин. — Был случай: я сидел рядом с шофером УАЗ-452 — цельнометаллическая машина типа санитарной. Мы ехали по своей стороне дороги. Навстречу с большой скоростью огромный КРАЗ-топливозаправщик вез 14 тонн топлива, да сам весил тонн 10. Вдруг он ни с того ни с сего стал делать левый поворот, нам наперерез. Мы себя почувствовали букашкой на его фоне. Когда наш водитель это увидел, тоже стал уходить влево. А я вижу, что водитель КРАЗа вместо того, чтобы притормозить, жмет по-прежнему нам наперерез. Он чиркнул по нашей дверце, почти сорвал. Скорее всего, он просто от усталости не понимал, что делает. На ладонь поближе —

и от нас бы ничего не осталось.

Дружинин жил в 20 метрах от Московского монтажного участка “Гидроспецстроя” в г.Чернобыле, в здании детсада. Его могли поднять и среди ночи, поэтому удобнее было жить рядом. Утром с бригадой монтажников он выезжал на ЧАЭС, где гидроспецстроевский участок последовательно обслуживал установки для сооружения стены в грунте — СВД-500 и “Касагранде”.

Эта бригада прежде специализировалась в наладке сложного роющего оборудования в разных районах страны. Есть в ней электрики, механики, гидравлики и другие специалисты. На каждый день была программа-задание, на какой установке и какие выполнять работы. Задания могли быть и неожиданными (поломки)— тогда выезжали и ночью. Но были и профилактические, задуманные заранее. “Ребята были неплохие, безотказные и умелые. И я, как правило, выезжал с ними. Наша задача — чтобы машины минимально простаивали, работали непрерывно. Так — каждый день” (Дружинин).

Всякое бывало. Не раз у водителей, можно сказать, силой отбирали детали машин, которые сильно “светили” — они снимали их на запчасти с тех, что предназначены в могильники. “Зачем взял, разве не понимаешь?” — “Так я же водитель, отличные запчасти!”

Рассказывает прораб Днепровского управления “Гидроспецмонтаж” М.П. Черных: “В Чернобыле мне запомнился водитель то ли из Камского, то ли из Волжского управления. Возраст — лет за 50. Дома он работал на стареньком МАЗе. А здесь получил новенькую машину. Загрузил ее свинцом и повез прямо к развалу четвертого блока. Сделал две ездки, машину замерили — и ей вынесли приговор: в могильник! Водитель этот даже заплакал... “Как же так? Новенькая машина!” Ему потом дали другой МАЗ, он на нем работал несколько месяцев и передал сменщику в очень хорошем состоянии — берег от радиации, хотя работал безотказно и притом ежедневно. Очень берегла и хорошо сохранила свою машину и женщина-водитель, не помню уж ее фамилии. Она работала наравне с мужчинами, и тоже постоянно и безотказно. Большинство же свои машины не берегли: “Все равно в могильник”.

Было так жарко, что многие ходили в хлопчатобумажном солдатском нижнем белье, благо рубаха с рукавами и поэтому, якобы защищает от радиации. Должно быть, действительно защищает. Один из начальников управления строительства ЧАЭС Гора в такой нижней рубахе даже проводил производственные совещания. Я видела в таких рубахах видных ученых. Все это воспринимали с пониманием. В столовой я видела даже новоявленных молоденьких чернобыльских модниц, которые из выданных в качестве нижнего белья белых солдатских кальсон соорудили нечто вроде пижонских брючек.

Штаб объединения, как и все другие подразделения Минэнерго, помимо основных обязанностей должен был заботиться и о благоустройстве быта своих людей. Например, рабочие, отработав 4 часа в грязной зоне, должны отдохнуть. Ответственные за снабжение передали в объединение (в Москву) команду: закупить пять телевизоров за безналичный расчет в обычном магазине. Организация не могла до аварии покупать телевизоры и т.п. без многочисленных соответствующих разрешающих бумаг. Теперь же — никаких проблем, если не считать гигантской проблемой сам Чернобыль. Но в тех условиях такая, действительно, мелочь, как возможность посмотреть телевизор, помогала снять стресс, накопившийся за смену.

— Когда в Чернобыле открылся военторг, я попал на открытие, — рассказывает рабочий В.И. Илюхин, тот, что строил и подфундаментную плиту. — Я там накупил столько книг!

В Москве в те времена не купил бы — дефицит. Особенно много было военных мемуаров. Купил книгу о Суворове и его учении, художественную литературу, много продовольственных деликатесов. День был прекрасный. В кинозал на фильм “Черный Мерседес" приезжали актеры. Зал был забит так, что многие стояли — ведь кроме работы развлечений не было никаких.

Случалось, обыденное здесь приобретало особую ценность. Например, Илюхин жене смог позвонить только через 2 дня по приезде в зону. Семья не знала, что он в Чернобыле, так как был в командировке на Хмельницкой АЭС. “Позвонил я довольно оригинально: перед въездом на Остров, как и на многих других участках 30-километровой зоны, был военный пост, и при нем телефон. Чем черт не шутит, нельзя ли по этому телефону позвонить домой? Познакомился с дежурным сержантом, поговорили о том, о сем, между прочим спросил, можно ли по этому телефону говорить с другими городами, например, с Москвой. Говорит — можно! Позднее мы узнали, что сержанты на КПП это разрешали в обмен на продовольственные талоны. Их, конечно, кормили, но хуже, чем нас. Контроль за талонами был не слишком строг.

Набрал я нужный код междугородней связи и попал прямо домой! А к тому времени и у меня, и у других голос “сел”. Не говорил — шептал! Жена спрашивает, откуда звоню,— “Из Чернобыля” — “Как, когда?” — “С 21 числа”. На этом разговор, можно сказать, закончился, потому что слезы жены “затопили” весь телефонный канал. Так наши жены и узнали, где мы находимся, хотя моя работает со мной в Москве в одном управлении. Может, и хорошо, что они этого сразу не знали.

В Москве, уже 28 апреля, я сама слышала легенды о том, что к Чернобылю ближе, чем на 70 километров, невозможно приблизиться — радиация. В действительности там военизированный пост проверял пропуска. Возможно, намеренно все связанное с Чернобылем освобождалось от внешних наслоений. Это защищало любопытных от случайного облучения, а работы в зоне — от помех, что само по себе не лишено целесообразности. Можно, и это справедливо, ругать наше социалистическое излишне зацентрализованное хозяйство. Но в постчернобыльской ситуации такой стиль был благом.

Трудно вообразить, какое другое, не зацентрализованное государство смогло бы справиться с чернобыльским кошмаром, даже при условии беспримерного патриотизма и самоотверженности наших людей. И, тем не менее, хозяйство наше в мирных условиях забюрократилось и обросло паразитами до такой степени, что любой текущий вопрос вырастал в трудноразрешимую проблему. Чернобыль же требовал только дела, только труда, творчества и полной самоотдачи. Бюрократические проволочки потеряли смысл, их вред стал очевиден — их и отбросило само правительство за ненадобностью. Но для этого “понадобилось” чрезвычайное положение.

Тому наглядный пример — история с Ф.Г. Халиулиным. Несмотря на его многочисленные просьбы отправить в Чернобыль райком партии г.Вышгорода, где он жил и работал начальником передвижной мехколонны Сельстроя, неизменно отказывал: “Нужен в сельском хозяйстве”. А Фарид Гайфурович — энергостроитель, в качестве главного инженера завода железобетонных изделий строил Красноярскую ГЭС с легендарным начальником Бочкиным, потом — Нурекскую, Байпазинскую, Рогунскую. Поэтому он, конечно, лично знал и Дмитриева, рассказал ему о своих спорах с райкомом. На следующий день Николай Дмитриевич приехал в Вышгород и решил вопрос: Халиулин должен находиться в штабе “Гидроспецстроя” и координировать работу с УС ЧАЭС, Средмашем, республиканскими транспортниками, Госснабом Украины. Занимался он, в основном, материально-техническим обеспечением работ, которые ко времени его приезда уже были в полном разгаре. Но наступило время освободить предшественников, порядочно уставших и набравших свои дозы облучения: В.Н. Милованова, Н.И. Рогатого из Днепропетровского управления и др.