После Чернобыля. Том 1
Шрифт:
Целую неделю взбесившийся реактор разбрасывал вокруг себя обломки строительных элементов, графит и почти неразличимые взглядом крупицы ядерного топлива — “горячие частицы”. Все это было весьма радиоактивным материалом и передавало свою активность окружающей природе, зданиям, всему живому и неживому, оказавшемуся в непосредственной близости. Опасность могли усилить дожди или половодье, способные подхватить эту радиоактивную грязь и унести в ручьи и реки. Реальная и весьма серьезная опасность.
Разработку технических решений по защите территории от загрязнения сточными водами поручили в основном также Минэнерго СССР (институт Гидропроект им. С.Я. Жука). Именно по этой программе предстояло переместить около 180 тыс. кубометров грунта,
Непосредственно к устройству защитных дамб от грязных стоков, чтобы не допустить их в реки Припять, а затем в Днепр, приступили вместе с военными уже в мае: тогда начали строить дренажные системы, струенаправляющие дамбы и другие водосооружения.
Радиоактивность может быть стихийно смыта дождевой или снеговой водой не только с поверхности земли, но и с кровель зданий, как это специально делают при дезактивации. Следовательно, этот процесс нужно сделать подконтрольным человеку. Решили радиоактивность собирать к насосным станциям.— Они откачают ее в канал, чтобы там вода отстаивалась и понемногу сама дезактивировалась. Вся эта система называется ливневой канализацией.
До аварии ливневые воды из города Припять по коллектору сбрасывались в реку Припять. Теперь систему отвода ливневых стоков требовалось немедленно изменить. Но прежняя трасса шла от теплиц Припяти через весь город к атомной станции. Такие работы хороши лишь для мирного времени.
В районе теплиц радиационный фон составлял 0,85 рентген/час, в районе речного порта — от 0,85 до 1 рентген/час, на промплощадке ЧАЭС, в районе пожарной части — 1,25-3 рентгена/час. Массовые замеры производили только по гамма-излучению, для измерения бета- и альфа-излучения приборов было мало, их не учитывали и в последующие годы.
В мае 1986 года монтажники ЮТЭМа с помощью военных в г.Припяти построили систему водопонижения с двумя насосными станциями, чтобы стало возможным на ЧАЭС откачивать канализационную воду (там после предварительной уборки фон достигал двухсот миллирентген в час). Одновременно строили канал — по территории, на которой “светило” до трех рентген в час.
Строители ЧАЭС, ЮТЭМовцы, гидроспецстроевцы и военные сооружали также несколько трубопроводов для сбора ливневых стоков с территории промышленной зоны: 4 насосные станции, пруд-охладитель. Во многих местах работать можно было не дольше, чем по 15-20 минут.
На последнем этапе дождевые воды системой дамб решили отгородить от реки.
Гидростроевцам поручили бурить скважины. Чтобы понять назначение и конструкцию скважин, главный инженер Днепровского управления А.М. Троян встретился с заместителем министра Ю.Н. Корсуном и начальником Управления строительства ЧАЭС В.Т. Кизимой. Подумали и решили, что необходимо пробурить 8 скважин большого диаметра глубиной 15-20 метров и смонтировать в них глубинные насосы для откачивания воды: 2 — в районе теплиц г.Припять, 2 — в районе речного порта, 2 — на промплощадке АЭС и 2 — в районе пожарной части ЧАЭС, близко от аварийного блока. Из вновь пробуренных скважин воду будут перекачивать в специальное хранилище, предназначенное на АЭС для жидких радиоактивных отходов — ХЖТО.
— Я работал с проектировщиками из всесоюзного институт Гидропроект, — рассказывает Неучев, — Когда выбирали место работы из нескольких вариантов, критерием было наименьшее радиационное загрязнение. Но когда потом мы с дозиметристом приезжали, чтобы лично оценить обстановку, то видели, что радиация там еще довольно высока, и нужно подобрать место почище, чтобы люди не получили лишние дозы. Возможно, что ситуацию меняли ветры — переносили пыль, а она радиоактивна.
Если “стена в грунте” и плита под фундаментом четвертого энергоблока задавали теоретические загадки, то в сооружении дренажной системы главный специалист института “Гидроспецпроект”
Чтобы люди могли морально адаптироваться к осознанию, что присутствует радиационный фон, руководители решили начинать с наиболее чистого участка — с района теплиц. Рабочие треста “Южтеплоэнергомонтаж” прокладывали трубопроводы и устанавливали насосы, а гидроспецстроевцы бурили скважины. Затем работали в средней части города, в районе кафе “Припять" (6-6,5 рентген/час). Пользовались военной картой радиационной обстановки города.
Руководители посчитали, что работать можно примерно по часу, затем — сменяться. Собрали людей, вместе обсудили ситуацию и с общего согласия, добровольно решили работать по два часа непрерывно. К концу такой смены приходила машина, люди менялись буквально бегом. Это были рабочие — асы. Возле теплиц бурили Белецкий, Иштван и другие рабочие, приехавшие с прорабом Терентьевым с Хмельницкого участка “Гидроспецстроя”. Их водитель — Стычинский.
Возле кафе “Припять” и около пожарного депо скважины бурили В.Д. Мартынов, Н.А. Пасечный, И.Я. Шлопак, Л. Денисов, Белоконь, Зайцев. Очень оперативно работал начальник Таджикского управления В.М. Башмаков.
Позднее помимо гидроспецстроевцев Минэнерго СССР вертикальные дренажные системы скважин на разных участках бурили и оборудовали и мастера ПО “Саратовсельхозводопровод” Минводхоза СССР. Монтаж сбросных трубопроводов и коллекторов выполняли трест Укртрубопроводстрой и подразделение Миннефтегазстроя. Эти работы шли с июня по октябрь 86 г.
— Мне досталось бурить скважины рядом с разрушенным четвертым блоком, возле пожарного депо, — рассказывает А.Б. Соболевский. — Командовал начальник Тюменского участка “Гидроспецстроя” А. Винокуров. Пожарное депо расположено в 200-300 метрах от реакторного отделения энергоблока №2. Оно нас и прикрывало от излучения развала. Я измерял фон на той территории — 20 рентген в час. А непосредственно на месте производства работ было около двух рентген в час.
Реальные условия не позволяли здесь работать и по два часа, пришлось работать по 3-4 часа. Ведь пока сменщик приноровится к этим условиям, к машине, проходит немало времени. А закончить работу надо, да и самим хотелось быстрее. Скважину следует пробурить на глубину 10 м. Использовали станок ударноканатного бурения УКБ-4УК. Однажды, когда прошли 6 метров, станок замер: пропало электрическое напряжение, которое поступало с какого-то блочного щита управления ЧАЭС. Эту скважину бурили с обеда до 19-20 часов, то есть люди проработали в радиационных полях часов по 6. Первый заместитель министра энергетики и электрификации СССР С.И. Садовский дал каждому премию по 100-150 рублей. Получили благодарность от штаба по ликвидации последствий аварии. Затем бурильщики уехали на отдых. В целом же, по расчетам А.М. Трояна, за время пребывания на этой площадке каждый рабочий получил радиационное облучение в пределах 10-20 рентген.
Но если рабочие, как правило, все-таки менялись через 2-4 часа, то среднее звено руководителей (прорабы и начальники участков) — Троян, Хейфец, Гура, Черных и др., как и в мирное время, дневали и чуть ли не ночевали на участке, чтобы посмотреть, как идут дела, не нужна ли помощь. И если им нужно было найти Дмитриева или Розина, то ехали не в контору, а на объекты.
— Приедешь на ЧАЭС или в Припять — и начальник как бы рассыпается по объектам, смотрит, где и что не доделано; и так на всех объектах по несколько раз в день, — вспоминает водитель А.П. Рыбин, который в Чернобыле возил Дмитриева, Розина и заместителей министра. — Вставали мы в 5.45 утра, а заканчивали работу в 23.00. Дмитриев и Розин так уставали за день, что засыпали прямо в машине. До 8.00 знакомились с обстановкой к ежедневной планерке в штабе объединения, в 10.00 — Правительственная комиссия.