После Чернобыля. Том 1
Шрифт:
Топливо находится в хаотичном состоянии, по сути дела — просто свалка. Оно способно слегка саморазогреваться, и в этом нет ничего опасного. Саморазогревается и стог сена, чем и привлекает животных и путников в холодную пору. Однако концепция безопасности все же предусматривала необходимость предупредить возможность плавления остатков топливной массы. Дли этого небольшое количество образующегося в топливе тепла необходимо постоянно удалять из-под Укрытия.
Но главным его назначением была изоляция поврежденного реактора от окружающей среды. Укрытие должно быть абсолютно надежным и не только защищать от радиации окружающий мир, но и гарантировать его собственную надежность, в том числе противостояние ураганам
Но прежде кто-то должен построить на самом развале первый ярус этого укрытия — стенку биологической защиты. Этот нижний ярус наружной части Укрытия, или саркофага сейчас скрыт под внешней стеной. Строители его в обиходе, по-домашнему называли просто стенкой. Но пока она не поднялась на 6 метров от земли, то есть по сути на уровень крыши двухэтажного здания, пока не оградила открытый завал, УС-605 не могло приступить к сооружению своего знаменитого Саркофага. Представители Минсредмаша заявили на заседании Правительственной комиссии, что пока “кто-то” не построит эту “стенку”, они вообще не начнут даже проектные работы.
Этим “кем-то” стали в основном работники припятского управления ЮЭМ (трест Южэнергомонтаж), то есть подразделения Управления строительства ЧАЭС. Начальником управления и непосредственным руководителем и участником этой операции был В.А. Казаков, поэтому часто официально и неофициально сооружение называли просто казаковской стенкой. Под этим именем она вошла в историю Чернобыля.
Неподалеку от четвертого энергоблока еще с “до новой эры” стоял восьмидесятитонный автомобильный подъемный кран. Его надо было убрать до начала сооружения саркофага. Несложная, казалось бы, операция, но не при радиационном фоне в 12 рентген и час. Понадобились дозиметристы, электрики — ведь предстояло завести два двигателя: ходовой и на крановой установке, чтобы кран мог пойти своим ходом. Военные предлагали не возиться, а просто взорвать кран и отбросить в сторону. Но ведь и разрушенный пришлось бы убирать с территории.
— Я спросил, кто пойдет. Кое-кто сослался на головную боль, на боль в спине. Но другие ответили: “Надо, значит, надо”. И побежали бегом, — рассказывает Сенников. Их было шестеро. Вообще, “надо” было широко распространенным внутренним побуждением. Будь моя воля, я наградил бы орденом в Чернобыле каждого.
Стрела была выдвинутой. Трос намотан на барабан, электронику кто-то вырезал и унес (позднее я узнала, что это были работники УС-605). Тормозом, гидравликой пришлось управлять просто рукой, ногой, палкой. Вокруг крана стояли контейнеры с графитом, кислородные емкости. Вывезти их попросили военных. Словом, этот подъемный кран выводили два дня и освободили место для другого большого крана, пригодного для сооружения саркофага. Все участвовавшие в этой эпопее награждены правительственными наградами.
К самому завалу у подножья энергоблока сначала подходить было невозможно: приборы в этом месте показывали до 1000 рентген в час. Поэтому вначале его намеревались просто завалить бетоном.
Чтобы хоть как-то подойти к подножью блока со строительными машинами, решили прежде перпендикулярно к основной стене, на углу здания реакторного отделения установить своего рода экран — небольшую временную стенку. Она частично защищала от излучений основного завала, если к нему подходить сбоку, как бы из засады. Участок с тремя рентгенами в час тогда считался вполне приличным местом.
Казаков разместил свою контору всего в трехстах метрах от четвертого
— Пойдите, посмотрите, как здорово действуют наши ребята, — сказал он... “Пошла” на бронетранспортере. К четвертому блоку и то время все добирались только на специально оборудованных ми шинах, да и они сами через некоторое время начинали “светиться" так, что приходилось машины захоранивать и заменять другими. Ребята не спешили, они подъезжали к своему участку быстро, но paзмеренно делали свое дело и уезжали тоже быстро, без суеты.
Многие руководители осуждали Казакова за излишнюю, как им казалось, браваду. Верно ведь, что солдат обязан побеждать, и не высовываться без нужды из окопа под вражеские пули. Вот, мол, Владимир Александрович как раз бравирует, а может — и того хуже, старается побыстрее набрать свои 25 бэр, чтобы “законно” уехать из зоны. Бывали ведь и такие, чаще среди плохо обученных солдат, хоть и единицы. О них говорили с презрением. Вероятно, поэтому никаких наград Казаков не получил.
Но он не заслужил таких подозрений. Да, смел. Но — не безрассуден. Между прочим, в Отечественную войну в армейских инструкциях тоже не писали, что вражеские огнедышащие доты нужно закрывать своим телом.
С такими мерками можно и Александра Матросова, закрывшего в войну своим телом амбразуру пулемета, назвать рисковым и глупым ухарем: “Нечего, мол, было торопиться умирать. Подождал бы подмоги от тыла”. А он — спас товарищей. И помог выиграть бой. И мы по справедливости считаем Матросова народным героем. И знаем, что таких в войну было около 30.
— “Легкомысленное” поведение Казакова в тот момент тоже имело решающее значение. И, в конце концов, он рисковал собственным здоровьем, и это — его право. Да, его пришлось довольно быстро вывести из зоны, и он этого заранее не мог не предвидеть. После своей “стенки” он еще поработал в Чернобыле заместителем начальника УС ЧАЭС. И это ему почему-то не засчитали, когда составляли наградные документы.
Коллеги осуждали Казакова именно за пренебрежение к своему здоровью.
Для энергетиков здоровье людей представляло главную ценность, тем более, что возможности для замены ограничены — ведь энергостроителя, особенно монтажника, нужно готовить годы, пока не достигнет необходимого уровня мастерства. На энергетическом объекте его сходу заменить просто некем. Оборудование электростанции не случайно относится к категории особо сложного. И тот факт, что ни собственно строителям, ни монтажникам не пришлось набирать новых рабочих, свидетельствует о том, что никого из работавших на территории 30-километровой зоны не приходилось уговаривать оставаться там столько, сколько было нужно. “Наверху” быстро привыкли, что энергетики справляются с любым трудным делом. И Ю.Н. Корсуну приходилось напоминать Правительственной комиссии, что у Минэнерго нет людей, привлеченных из народного хозяйства, как у УС-605.
Но все-таки, как начать громоздкие и весьма трудоемкие работы у подножья реактора, если человек не может там находиться? Из какого материала и по какой технологии, какими механизмами этот ярус сооружать? Прецедента, а значит и опыта нет.
Подножие представляло собой бесформенный завал, который из соображений безопасности решили не раскапывать и никуда не перевозить. Землю вперемежку с обломками и графитом сначала военные на специализированных машинах лишь придвинули поплотнее к энергоблоку. Но поверхность все равно была неровной, рыхлой, в буграх и вмятинах. Теперь перед завалом, а следом и на нем самом предстояло установить надежный фундамент и нижний ярус саркофага. Без права на ошибку. Без возможности переделать... Но это же — невозможно!