После – долго и счастливо
Шрифт:
Пустота внутри растет, заполняя меня всю, и я никогда еще не была так благодарна за то, что ничего не чувствую. Если бы я могла почувствовать хоть что-то, это убило бы меня.
Это точно убило бы меня, а я только недавно решила, что хочу жить. Я не в восторге от тех темных мыслей, что посетили меня в теплице, но горжусь тем, как быстро и самостоятельно прогнала их прочь, когда лежала на полу под холодным душем после того, как закончилась горячая вода.
– Я не хочу ничего забирать у тебя. Я хочу дать тебе то, что ты хочешь!
Он ловит ртом воздух с таким ужасающим всхлипом, что я почти готова согласиться на все, лишь бы больше никогда не слышать этот звук.
– Выходи за меня, Тесс. Пожалуйста, просто выйди за меня замуж, и я клянусь, что никогда больше так не поступлю. Мы могли бы всегда быть вместе – как муж и жена. Знаю, ты слишком хороша для меня и заслуживаешь большего, но теперь мне понятно, что ты и я – мы – не такие, как остальные. Мы не такие, как твои или мои родители, мы другие, и мы можем, черт возьми, все преодолеть. Просто послушай меня…
– Посмотри на нас, – слабо провожу я рукой между нами. – Посмотри, какой я стала. Я больше не хочу так жить. Нет-нет-нет.
Он встает и начинает мерить шагами комнату.
– Хочешь! Позволь мне все исправить, – умоляет он, проводя рукой по волосам.
– Хардин, пожалуйста, успокойся. Прости за все, что я тебе сделала. Больше всего я сожалею, что усложнила твою жизнь. Прости за все наши ссоры и постоянные расставания-примирения, но ты должен знать: у нас ничего не получится. Мне казалось, – мои губы растягиваются в жалкой улыбке, – что мы справимся. Мне казалось, что наша любовь была как в романах – любовь, когда неважно, насколько тяжело, быстро или трудно все складывается. Мне казалось, мы переживем, что угодно, и будем рассказывать нашу историю детям.
– Мы можем! Мы можем все пережить! – давится он словами.
Я не могу смотреть на него: знаю, что увижу.
– Пойми, Хардин, все кончено. Я не хочу переживать. Я хочу жить.
Мои слова что-то надламывают в нем, он останавливается и перестает дергать себя за волосы.
– Я не могу просто взять и отпустить тебя. Ты это знаешь. Я всегда возвращаюсь к тебе – ты должна это знать. Я в конце концов вернулся бы из Лондона, и мы…
– Я не могу ждать тебя всю мою жизнь, и с моей стороны было бы эгоистично желать, чтобы ты проводил свою, бегая от меня – от нас.
Я снова в замешательстве. В замешательстве, потому что не помню, чтобы думала о таких вещах. Все мои мысли всегда крутились вокруг Хардина и того, что я могла бы сделать, чтобы ему стало лучше и чтобы заставить его остаться рядом. Не знаю, откуда взялись эти слова и мысли, но, произнося их, я чувствую облегчение.
– Я не могу без тебя, – говорит он. Очередная сентиментальность, которую он произносил уже миллион раз, хотя при этом делает все возможное, чтобы оттолкнуть меня.
– Можешь. Ты станешь счастливее, избавишься от многих противоречий. Будет легче, ты сам так сказал.
Я действительно так думаю. Без меня и без наших нескончаемых выяснений отношений он станет счастливее. Сосредоточится на себе, на злости на обоих своих отцов и когда-нибудь обретет счастье. Я люблю его слишком сильно, чтобы желать ему только счастья, даже если и не со мной.
Сжав кулаки, он прижимает их ко лбу и стискивает зубы:
– Нет!
Я люблю его. Я всегда буду любить этого человека, но мои силы закончились. Невозможно вечно разжигать костер, когда он льет воду ведро за ведром, пытаясь его потушить.
– Мы отчаянно боролись, но, по-моему, сейчас пришло время остановиться.
– Нет! Нет!
Его глаза обшаривают комнату, и я понимаю, что он сделает, еще раньше его самого. Поэтому меня не удивляет, когда настольная лампа летит и разбивается о стену. Я не двигаюсь. Даже не моргаю. Все до боли знакомо, и именно поэтому я поступаю так, как поступаю.
Я не в состоянии его утешить. Я даже себя не могу утешить и не настолько доверяю себе, чтобы обнять его за плечи и пообещать на ухо, что все будет хорошо.
– Это то, чего ты хотел, помнишь? Вспомни, Хардин. Просто вспомни, почему ты не желал быть со мной. Вспомни, почему ты отправил меня в Америку одну.
– Я не могу жить без тебя, ты нужна мне. Ты нужна мне. Ты. Нужна. Мне, – повторяет он как заведенный.
– Мы можем общаться. Но не так, как прежде.
– Ты что, серьезно предлагаешь остаться друзьями? – ядовито выплевывает он. По мере того как нарастает злость, зеленый цвет его глаз меняется на черный. Прежде чем я успеваю ответить, он продолжает: – После всего, что случилось, мы не можем быть друзьями. Я никогда не смог бы находиться с тобой в одной комнате и не быть с тобой. Ты все для меня. И ты хочешь оскорбить меня предложением остаться друзьями? Ты ведь не это имеешь в виду. Ты меня любишь, Тесса. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Не можешь не любить. Разве ты меня не любишь?
Пустота внутри начинает сдавать позиции, и я отчаянно борюсь, чтобы ее удержать. Если я начну что-либо чувствовать, мне конец.
– Да, – выдыхаю я.
Он снова падает на колени.
– Я люблю тебя, Хардин, но мы не можем продолжать поступать так друг с другом.
Не хочется ссориться с ним, не хочется причинять ему боль, но вся вина за случившееся лежит на нем. Я отдала бы ему все. Черт, да я и отдала ему все, но он не захотел принять. Когда наступали тяжелые времена, его любовь оказывалась недостаточно сильной, чтобы сразиться за меня с его демонами. Он сдавался раз за разом, каждый раз.
– Как мне выжить без тебя? – Он плачет прямо передо мной, и я, пытаясь совладать с собственными слезами, сглатываю горький комок вины, застрявший в горле. – Я не смогу. И не буду. Ты не можешь просто отказаться от всего, потому что тебе сейчас плохо. Позволь мне быть рядом, не отталкивай меня.
Я начинаю смеяться. Это не веселый смех. Это горький и печальный смех, вызванный иронией от его слов. Он просит меня о том, о чем просила я, но даже не понимает этого.
– Я умоляла тебя о том же самом с момента нашей встречи, – тихо напоминаю я.