После "Нолдолантэ"
Шрифт:
Маглор предвидел, что ему не суждено стать полководцем в будущей войне. Даже если он пожелает и сумеет собрать вокруг себя всех, кто прежде сражался под знамёнами его Дома. И свершить великие подвиги, какие порой решают исход битв - не суждено. Стать же одним из воинов и свидетелем грядущих бед он не желал: достаточно и тех, что уже выпали на его долю. Более, чем достаточно.
Песнопевец со вздохом погладил серебряную арфу. С ней тоже предстояло проститься. Бережно, словно спать укладывая, опустил между камней. Маглор надеялся, что она станет его прощальным
Маглор не желал причинять ему боль - но и не мог дольше оставаться здесь, где будущее сулило беды, а настоящее лишь углубляло печаль. Былой Оссирианд и ныне был прекрасен. Однако его созерцание слишком часто возвращало его к памяти о скитаниях в лесах после Нирнаэт Арноэдиад и тех советах, после которых сыновья Феанора направили послания в Дориат и Гавани Сириона. Море Маглор любил, как и прежде, но вечная музыка волн звучала для него много печальней с тех пор, как в тех волнах скрылся сильмарилл и почти весь Белерианд.
Однако было на свете место, куда он и желал, и мог вернуться. Пока действительно не обратился в тень самого себя. Маглор решительно развернулся и, стремительно пробежав по камням, бросился в воду.
Примечания:
1. На самом деле, по "Сильмариллиону" неизвестно, что произошло с Маглором после того, как он спел "Нолдолантэ". "Of the enslaving at Alqualonde more is told in that lament which is named Noldolante, the Fall of the Noldor, that Maglor made ere he was lost" - можно, конечно, перевести и как "перед смертью", но можно и иначе: "перед тем, как пропал". Я предполагаю скорее второе.
2. Согласно неопубликованной "Квенте Сильмариллион", Маглор - из тех, кто во Вторую Эпоху на многие века задержался на западе и севере Внешних Земель, и Эльронд некоторое время был с ним.
ГЛАВА 2. ВОССТАНОВЛЕНИЕ
Плыть предстояло весь день и полночи без остановки - как он рассчитал, ясно представив себе карту ныне погибшей земли. В своих силах Маглор не сомневался. Он всегда был вынослив и в ходьбе, и в беге, и в верховой езде. В плавании на выносливость он себя не проверял, но на Баларе нередко плавал вдоль берегов. Дети очень любили плескаться в воде, особенно Эльрос, и он не собирался лишать их этой радости. Немного радостей было у беженцев, ожидавших последнего удара...
Но Балар был много южнее. Здесь же море оставалось холодным даже в конце лета. Окунаться в прохладную воду было приятно, но подолгу плыть - совсем иное. Днём самую поверхность моря всё же прогревал жар Анара; к ночи стало трудней. Вопреки намерениям, ему приходилось останавливаться, ложась на воду, чтобы дать отдых ногам - иначе ступни пронизывала боль. Не раз раненный в боях, на суше он обращал бы на неё мало внимания, но свободно плыть она мешала. Когда серый предрассветный сумрак уже начинал розоветь - часами позже, чем думал - Маглор выбрался на пологий берег острова.
Лишь отогревшись у костра и высушив насквозь промокшую одежду, он огляделся. Химринг успел сплошь зарасти травой выше роста эльда. Местами над ней поднимались то неровный кусок стены, то остатки башни, а чаще - просто
...Келебримбор - от обращения 'Тьелперинквар' он совсем отвык - узнав, что Химринг не был затоплен, долго молчал, прежде, чем произнести:
– Над водой или под водой - его больше нет. Наша крепость, конечно, давно стёрта с лица земли, и сама земля пропитана скверной. Туда, наверное, и чайки не опускаются. Не хотел бы я это видеть...
Вначале Маглор внимательно осмотрел небольшой остров. И потому, что каждый камень навевал воспоминания о днях славы Дома Феанора, и желая узнать, можно ли сейчас жить на Химринге. Море прокормит его не хуже, чем на побережье, но есть ли здесь пресная вода? Ближайшие реки, Гелион и Келон, должны были превратиться в подводные течения.
Вода в старом колодце осталась пригодна для питья - несмотря на лежавшие на дне ржавые обломки, осколки разбитого котла и иной мусор. Возможно, орки сбрасывали туда и худшее, чем черепки и негодные щиты, но с тем давно разделалось время. С очистки колодца Маглор и начал свои труды.
Прежде всего, он желал уничтожить все следы тех горьких лет, когда на Химринге встал гарнизон Ангбанда. Следов этих осталось на удивление мало. Должно быть, вся грязь и мерзость, оставленная орками, стала землёй и травой, и их останки погребла сама природа. Раз вода от того не наполнилась ядом, травы не стали черны и уродливы, а воздух над ними не отдавал пеплом или гнилью, значит, жизнь и свет одолели скверну. Быть может, и сама твердыня Химринга разрушилась не в сотрясениях Войны Гнева, а - истратив на эту последнюю победу те силы и крепость, что некогда вложил в неё Маэдрос?
Довершить оставалось немногое. Найденное, конечно, нельзя было сбрасывать в Великое Море - но иное можно было сжечь, а иное очистить и исправить, огнём, водой и песенными чарами. Он знал, что делать.
...Когда после Дагор Браголлах сыновья Феанаро изгнали врагов с захваченных ими земель, выяснилось, что орки многое успели испортить. Карнистир тогда сгоряча заявил:
– Не знаю, как вы, а я уничтожу всё, чего касались лапы орков и прочих слуг Моринготто! Не говоря уж о том, что они повредили.
И немало смутился, когда Майтимо негромко спросил:
– Быть может, начнёшь с меня?
Его лицо, всегда мрачневшее при воспоминании о плене, разгладилось, когда Макалаурэ, вглядываясь и вслушиваясь, стал разбирать то, что Морьо пожелал разом уничтожить. Совсем безнадёжным было подпавшее под воздействие тёмных майар или повреждённое драконьим пламенем. Орки же нередко портили поверхностно, не затрагивая сути. Иное довольно было отмыть и починить; иное требовало полноценного очищения и серьёзной переделки; иное могло снова стать рудой, камнем, глиной, с которыми тоже можно было работать. Весь тот труд взял на себя Песнопевец. Никто лучше него не мог расслышать в материи отзвуки Айнулиндале...