После "Нолдолантэ"
Шрифт:
В один из дней Песнопевец достиг самой западной точки горной цепи. Дальше путь сворачивал обратно на восток. У этого камня Белерианд кончался - или начинался. Некогда именно здесь, у Дренгиста, который Маглор только что обошёл, сыновья Феанаро начали свой путь по Смертным Землям. Здесь завершился Исход нолдор из Благословенного края.
Маглор стиснул зубы. Напрасно он дошёл до этого места. Невозможность вернуться домой из привычной ноющей тоски, о которой и помнилось не всегда, обратилась в жгучую кинжальную боль, неисцельную и почти нестерпимую. Ему пришлось отвернуться, чтобы
Эльронд, напомнил он себе. Нельзя же так его обманывать. Если Альфион всё передал верно, в месяце Иваннет или несколько позже Эльронд будет искать его на Химринге.
Отрезвив себя этой мыслью, Маглор повторил себе ровно то же, что века назад, когда почти сразу после утраты сильмарилла узнал о гибели Маэдроса. Когда страстно желал того же, чего и сейчас: броситься в Море, и плыть и плыть на Запад, пока не кончатся силы, и не померкнет свет в глазах.
Самоубийство - а подобное плавание, несомненно, было бы самоубийством - нисколько не поможет вернуться. Этот путь ведёт не домой, а в Чертоги Ожидания, где ушедшие по своей воле могут задержаться надолго - даже если не совершали зла, и более их задерживать не за что. Сумрачное безмолвие Чертогов Мандоса, должно быть, способно развеять страхи, угасить гнев, даровать покой страдавшим от пыток Врага и прозрение обманутым. Но тоска по недоступному - не станет ли ещё сильней там, где и отвлечься будет нечем?
Потом, в Чертогах Ожидания он встретится с отцом - и что от него услышит?
"Не могу поверить, что моего сына мог сломить запрет валар." Да, вероятно, так он и скажет.
Маглор не считал запрет несправедливым. К нему привели деяния, за которые он осуждал самого себя. Возможно, их осуждает и отец. Возможно, он спросит, отчего никто из его сыновей не решился идти в Ангамандо за теми двумя Камнями, что ещё оставались там. Возможно, скажет, что был иной способ исполнить Клятву, и всем им просто не хватило мудрости и проницательности его отыскать. Возможно, он сам сожалеет о том, что в горе и ярости обратил Клятву не только против Моринготто и его слуг, и о том, чем она обернулась.
Тогда, быть может, в Чертогах Маглор услышит от отца иные слова.
Например, такие:
"Как случилось, что мой сын дошёл до того, чтобы его сломило содеянное им самим?"
Маглор несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя двинуться дальше на север. Он не всё утратил, пока остаётся самим собой и сохраняет надежду. Пока, вопреки всему, его жизнь продолжается.
Всё холодало. На северной границе Хитлума вода казалась почти ледяной. Песнопевец едва чувствовал это. Ощущаемый телом холод не мог угасить сжигавшего его пламени.
Наконец Эред-Ветрин повернул на юг. Маглор почти насильно возвращал свои мысли от Амана к Белерианду, Дортониону, Тол-Фуину, когда запнулся на ходу и упал, разбив колени о гранит. Изумлённый внезапной изменой собственного тела, он поднялся, огляделся и понял причину: он достиг Эйтель Сирион. Того места, где на их руках умер отец.
Вода
Быть может, красные водоросли, выросшие на этом участке дна.
Быть может, большой кусок ярко окрашенного гранита, отщеплённый от гор землетрясением и волнами.
Быть может, причудливые подводные цветы - как-то он видел такие недалеко от Балара*.
Что ни представлялось Маглору - это более всего походило на символическую могилу Феанаро. Могилу, которой он был лишён, пока Белерианд не скрылся в морских волнах. Маглор долго стоял и смотрел на неё прежде, чем продолжить путь.
Когда он отошёл от Эйтель Сирион и забрался на очередной валун - отдохнуть на нём, пока не заживут ссадины, его осенило: надгробный камень или подводные цветы оттенка пламени могли стать прекрасным завершением песни. Ещё он дополнил её строфами об Эред-Ветрин и Эред-Ломин, о былых Хитлуме и Неврасте, и заливе Дренгист, переплавляя муку в стихи и музыку. Родившийся на Тол-Фуин замысел наконец был воплощён как должно. Там же, на Тол-Фуин, новая песня и прозвучала. Маглор оставался на этом острове не дольше, чем требовалось, чтобы отдохнуть после нелёгкого пути.
Он желал, чтобы новую песнь об Инголондэ услышал не один лес. Он спешил вернуться на Химринг в срок.
ГЛАВА 5. ПУТЬ
Эльронд не появился на Химринге ни осенью, ни зимой, ни весной. То ли рассказ Альфиона был слишком неясен, то ли Эльронд в последнее время был слишком занят как герольд Гиль-Галада, то ли вести о слуге Моргота пробудили в Эарендилионе несвойственную ему подозрительность. Всё же Песнопевец надеялся, что довольно скоро он приплывёт сюда - хотя бы ради возрождённого Химринга. Мореходы наверняка описали его во всех красках.
В ожидании Маглор наблюдал за звёздами и вечно переменчивым морем, созерцание которых никогда не надоедает. Изучал, как отразилось на почве, камнях и травах превращение холма в остров, хотя это и не было его излюбленной областью знаний. Пел песни времён первого исследования Эндорэ, времён славных побед, времён Долгого Мира, времён, когда Химринг был символом несокрушимой стойкости и неукротимой воли. После каждой из них он мог надолго и глубоко погружаться в воспоминания, возвращая себе часы и целые дни прошлого. Как-то подобное погружение приоткрыло Маглору и будущее.
...Он живо и ярко видел собственное возвращение на Химринг из охваченных пламенем земель меж притоками Гелиона. Ему удалось сберечь достаточно воинов, чтобы отступить с ними, а не бежать. Маэдрос сначала ринулся на орков - а потом уж, прогнав от Химринга не первую и не последнюю их волну, на Маглора. Хорошо хоть, не со всеми своими войсками. "Ринулся" было самым подходящим словом: так стремителен был его натиск и так крепко объятие. Узорчатый чёрный плат, углом прикрывавший его правую руку, почти слетел, и волосы сильно выбились из-под шлема. Маглор не удержался от того, чтобы поправить их, и Маэдрос хмыкнул.