После падения
Шрифт:
– Все нормально? Что случилось?
– Ничего, порезалась немного.
Он берет меня за руку и вытаскивает ее из-под струи. Прикосновение действует на меня как разряд. Глядя на мой палец, он хмурится, затем отпускает меня и идет к Лэндону. Он только что оскорблял меня и вдруг заботится о моем здоровье? Он хочет меня с ума свести! Буквально хочет, чтобы меня заперли в комнате с мягкими стенами.
– Где бинт? – командует он Лэндону, тот показывает на ванную.
Через минуту Хардин возвращается и снова берет меня за руку. Сначала наносит на порез какой-то антибактериальный гель, затем мягко забинтовывает палец. Я молчу, сконфуженная взглядом Лэндона и заботой Хардина.
– Можно с тобой поговорить? – снова спрашивает он.
Я опять думаю, что должна сказать «нет». Но с каких пор я делаю то, что должна, когда речь идет о Хардине?
Я киваю, он берет меня за запястье и ведет во двор.
Глава 30
Вернувшись к столику на веранде, Хардин отпускает меня и подвигает стул. Кожа горит от его прикосновения, тру пальцами запястье, а он берет другой стул и ставит его прямо напротив меня. Когда он садится, то оказывается так близко, что наши колени почти соприкасаются.
– Так о чем ты хотел поговорить? – спрашиваю я самым суровым тоном, на который способна.
Хардин делает глубокий вдох, опять стягивает шапочку и кладет на стол. Он смотрит мне в глаза, а я слежу за его пальцами, приглаживающими волосы.
– Прости меня, – говорит он с усилием, заставляя меня отвести взгляд, сосредоточившись на стволе дерева во дворе. Он наклоняется ближе. – Ты меня слышишь?
– Да, слышу.
Я смотрю на него. Он еще больший псих, чем я думала, если считает, что может просто попросить прощения – и я забуду тот кошмар, который терплю от него почти ежедневно.
– С тобой чертовски трудно разговаривать, – говорит он, садясь.
Бутылка, которую я выбросила во двор, снова в его руках, он отпивает из нее глоток. Когда он остановится?
– Со мной трудно? Да ладно, Хардин! А чего ты еще ожидал? Ты жесток со мной, слишком жесток, – говорю я, закусывая губу.
Я не буду снова перед ним реветь. Ной ни разу не доводил меня до слез, за все годы знакомства мы несколько раз ссорились, но я ни разу так не расстраивалась, чтобы плакать.
Он понижает голос, его почти не слышно.
– Я не хотел.
– Нет, ты хотел, и ты это знаешь. Ты делаешь это намеренно. Меня еще никто так не унижал за всю мою жизнь.
Я еще сильнее кусаю губы. В горле стоит комок. Но если я заплачу, он победил. Именно этого он и добивается.
– Тогда почему ты со мной сейчас? Почему бы тебе просто не перестать обращать на меня внимание?
– Если бы я… Я не знаю. Поверь, что с завтрашнего дня я так и сделаю. Я собираюсь бросить курс литературы, продолжу его в следующем семестре.
Я вовсе не собиралась так делать, но, кажется, это именно то, что требуется.
– Нет, пожалуйста, не надо.
– Разве тебе не все равно? Тебе же не нравится, что рядом с тобой такое жалкое существо, как я?
Я закипаю. Если б знать слова, которые доставят ему те же страдания, что он постоянно доставляет мне, я бы их произнесла.
– Я хотел сказать… я тоже жалок.
Я смотрю на него в упор.
– Ну, с этим спорить не буду.
Он снова делает глоток, но когда я тянусь к бутылке, отклоняет руку назад.
– Только тебе можно напиваться? – спрашиваю я, и он криво улыбается.
На колечке в его брови вспыхивают отблески солнца; Хардин протягивает мне бутылку.
– Я думал, ты снова бросила.
Я не должна этого делать, но подношу бутылку к губам. Ликер теплый, на вкус как лакричная настойка. Я кашляю, и Хардин посмеивается.
– Ты часто выпиваешь? Раньше ты говорил, что никогда, – говорю я.
Мне нужно снова рассердиться на него за то, что он наговорил.
– Прошлый раз – примерно полгода назад. – Он опускает взгляд, словно ему стыдно.
– Ну, тебе вообще не надо пить. Ты становишься еще хуже, чем обычно.
Он с серьезным видом смотрит на землю.
– Ты считаешь меня плохим человеком?
Да что с ним, как же он пьян, если считает себя хорошим?
– Да.
– Я не плохой. Хотя, может быть. Я хочу, чтобы ты… – начинает он, затем выпрямляется и откидывается на спинку стула.
– Ты хочешь, чтобы я что?
Мне нужно знать, что он хочет сказать. Я отдаю ему бутылку, но он ставит ее на стол. Я не хочу пить; мне и так плохо от того, что я нахожусь рядом с Хардином.
– Ничего, – отвечает он полулежа.
Почему я еще здесь? Меня ждет Ной, а я трачу время на Хардина.
– Мне пора. – Я встаю и направляюсь к двери.
– Не уходи, – говорит он тихо.
От такой мольбы ноги останавливаются сами собой. Я оборачиваюсь; Хардин стоит меньше чем в полуметре от меня.
– Почему? Остались еще оскорбления, которые ты не успел мне сказать лично? – кричу я и отворачиваюсь.
Он хватает мою руку и рывком поворачивает обратно.
– Не отворачивайся от меня! – кричит он еще громче.
– Мне давно уже надо было от тебя отвернуться! – отвечаю я, толкая его в грудь. – Я не знаю, почему я еще здесь! Я приехала в такую даль, потому что мне позвонил Лэндон! Я оставила своего парня, который, как ты сам сказал, единственный достойный быть со мной, и приехала сюда из-за тебя! Знаешь что? Ты прав, Хардин, я жалкая. Потому что прибежала сюда, потому что пытаюсь…
Он затыкает мне рот поцелуем. Я упираюсь Хардину в грудь, но он не двигается. Все во мне желает ответить на этот поцелуй, но я себя останавливаю. Чувствую его язык, которым он пытается проникнуть между моими губами, и руки, которыми он стиснул меня еще крепче, несмотря на все попытки его оттолкнуть. Бесполезно, он сильнее меня.