После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Ободовская Ирина Михайловна

«Сегодня 14-ое сентября, — писал Пушкин жене в 1835 го­ду из Михайловского. — Вот уж неделя, как я тебя оставил, милый мой друг; а толку в том не вижу. Писать не начинал и не знаю, когда начну. Зато беспрестанно думаю о тебе, и ни­чего путного не надумаю. Жаль мне, что я тебя с собою не взял. Что у нас за погода! Вот уже три дня, как я только что гуляю то пешком, то верьхом...»

Вспомним, что и вторая его поездка в Болдино осенью 1834 года тоже не принесла желаемых результатов. Поэт то­скует, скучает, без жены ему не работается, и он решает вер­нуться раньше положенного им срока. «Неужто близ тебя не распишусь?»— пишет он Наталье Николаевне! Близ тебя...

Известно, что лето 1841 и 1842 годов Наталья Николаев­на с семьей провела в Михайловском. Но бывала ли она там в 1838—1840 годах? Этого мы не знаем. Однако такое наме­рение у нее было: еще 27

марта 1837 года она писала из По­лотняного Завода П. А. Осиповой, соседке Пушкина по Ми­хайловскому, о своем желании приехать, прося разрешения у нее остановиться.

Прасковья Александровна и дочери ее Евпраксия Нико­лаевна Вревская и Анна Николаевна Вульф, основываясь на великосветских сплетнях, до них дошедших, неприязненно относились к вдове поэта. Получив письмо Натальи Нико­лаевны, Осипова писала А. И. Тургеневу, что ей будет очень тяжело ее видеть: «Конечно, не вольно, но делом она при­чиною, что нет Пушкина и только тень его с нами». И Евп­раксия, и Анна были в Петербурге во время январских тра­гических событий. Евпраксия Николаевна рассказывала, что накануне дуэли Пушкин приезжал к ним и якобы сказал, что завтра дерется с Дантесом. А. И. Тургенев свидетельст­вует, что Наталья Николаевна очень упрекала Вревскую в том, что, зная об этом, она ее не предупредила. Трудно ска­зать, действительно ли Евпраксия Николаевна была столь осведомлена. Возможно, Пушкин в разговоре и бросил ка­кую-то фразу, намекавшую на предстоящую дуэль, которая потом, в свете последовавших событий, уже толковалась Вревской как доверительное отношение к ней Пушкина.

Брат ее мужа, М. Н. Сердобин, в своем письме с выраже­нием соболезнования к С. Л. Пушкину от 27 марта 1837 года так пишет об этом: «Во время краткого пребывания здесь моей невестки (Е. Н. Вревской) покойный Александр Сергеевич часто захо­дил к нам и даже обедал и провел весь день у нас накануне этой злосчастной дуэли. Можете себе вообразить наше удив­ление и наше горе, когда мы узнали об этом несчастье».

Таким образом, Евпраксия Николаевна говорит, что она знала о дуэли, а Сердобин свидетельствует, что они ничего не знали. Во всяком случае, при оценке высказываний тригорских приятельниц поэта следует всегда помнить об их пристрастном отношении к Наталье Николаевне. Анна Ни­колаевна питала в свое время к Пушкину серьезное чувство, Евпраксия Николаевна была в него влюблена, а Пушкин, когда жил в Михайловском в 1824—1826 годах, ухаживал за той и другой. Обе они, несомненно, ревновали его к жене и относились к ней вначале враждебно. Это ясно прослежива­ется в письмах А. Н. Вульф и особенно Е. Н. Вревской. По поводу дуэли Пушкина с Дантесом Вревская говорила: «Тут жена не очень приятную играет роль во всяком случае. Она просит у Маминьки позволения приехать отдать последний долг бедному Пуш. — Так она его называет. Какова?»

Но посмотрим, что писала сама Евпраксия Николаевна мужу 30 января 1837 года, на другой день после смерти поэ­та.

«...Во вторник я хочу уехать из Петербурга, не ожидая се­стры. Я больше не могу оставаться в этом городе, пребыва­ние в котором во многих отношениях так для меня тяжело. Пишу это письмо под впечатлением очень печального собы­тия, которое тебе также будет прискорбно. Бедный Пушкин дрался на дуэли со своим зятем Дантесом и был так опасно ранен, что прожил только один день. Вчера в 2 часа попо­лудни он скончался. Я никак не опомнюсь от этого происшествия, да и твое молчание меня очень беспокоит. Приготовь Маминьку к этой несчастной новости. Она ее очень огорчит. Бедный Пушкин! Жена его в ужас­ном положени и... Мне так грустно из-за твоего молча­ния и этой злополучной новости, что я не могу больше тебе писать».

Итак, Евпраксия Николаевна хочет по многим причи­нам скорее покинуть Петербург. Одна из них: смерть Пуш­кина. Она не знает даже точно, сколько дней прожил поэт после дуэли. «Бедный Пушкин»... Это выражение она нахо­дит предосудительным в устах жены поэта, но ей, которая якобы любит Пушкина больше, оно простительно.

Вревская была пустенькая провинциальная барыня. (В свое время, в 1824 году, Пушкин называл тригорских девиц «несносными дурами» и «довольно не привлекательными во всех отношениях».) Письма ее полны петербургских и де­ревенских сплетен.

Наталья Николаевна узнала о недоброжелательном к ней отношении тригорских соседок и не захотела останав­ливаться у них. Друзья поэта отговорили ее от этой поезд­ки, оберегая от неприятных переживаний.

В 1838 году в ноябре месяце Наталья Николаевна пере­ехала в Петербург и, видимо, зимой в Михайловском не бы­ла. Почему же не ездила она туда с семьей на лето? Полага­ем, что к тому были следующие причины. Целых три года

шли переговоры с сонаследниками о продаже имения детям Пушкина. Пока это дело тянулось, летом там, несомненно, жил Сергей Львович, а может быть, и Лев Сергеевич и Оль­га Сергеевна с семьей. Наталье Николаевне не хотелось, ве­роятно, ехать туда до выкупа Михайловского и введения ее в права опекуна, поэтому лето 1839 и 1840 годов она прожи­ла на даче под Петербургом. Но в январе 1841 года, нако­нец, «псковское дело» было окончено, и Наталья Николаев­на сообщает брату, что она с Александрой Николаевной со­бирается в Михайловское на лето. В 1837 году, когда Ната­лья Николаевна уехала в Полотняный Завод, обстановка квартиры и библиотека Пушкина, как мы упоминали, были сданы Опекой на хранение на склад. По возвращении ее в Петербург маленькая квартира, видимо, не дала ей возмож­ности взять все вещи, и часть их осталась на складе. После окончания дела о покупке Михайловского постановлением от 16 февраля 1841 года опекунство решило: «...с одной сто­роны, сдать вдове Н. Н. Пушкиной некоторые предметы имущества, находившегося у оного, а с другой открывшуюся вдове Пушкиной покупкою упомянутого имения возмож­ность принять на свое сохранение те предметы, избавив тем опекунство сие от излишних расходов...»

Хотя Наталья Николаевна и писала брату, что собирает­ся в Михайловское на лето, но у нее, очевидно, была мысль обосноваться там на более продолжительное время. Она от­казалась от петербургской квартиры, часть обстановки, ви­димо, оставила на складе, а остальную мебель и библиотеку Пушкина повезла в Михайловское.

15 мая 1841 года большой обоз и экипажи с семьей Пушкиных и Александрой Николаевной тронулись в путь. 19 мая они прибыли в Михайловское.

На другой же день по приезде Наталья Николаевна пое­хала в Святогорский монастырь на могилу мужа. Еще в кон­це 1839 года Наталья Николаевна заказала известному пе­тербургскому мастеру Пермагорову памятник-надгробие на могилу мужа. В ноябре 1840 года оно было готово, и Ната­лья Николаевна поручила бывшему михайловскому управи­телю Михаиле Калашникову доставить его на место. Но установка надгробия была отложена до весны, то есть до приезда Натальи Николаевны.

«Пушкина хоронили дважды, — пишет в своей книге «У лукоморья» директор пушкинского заповедника «Михай­ловское» С. С. Гейченко. — Первый раз его хоронил в 1837 году А. И. Тургенев. Второй раз хоронила Наталья Никола­евна и дети — в 1841 году... Установка памятника оказалась непростым делом. Нужно было не только смонтировать и поставить на место привезенные из Петербурга части, но и соорудить кирпичный цоколь и железную ограду; под все четыре стены цоколя на глубину два с половиной аршина подвести каменный фундамент и выложить кирпичный склеп, куда было решено перенести прах поэта. Гроб был предварительно вынут из земли и поставлен в подвал в ожи­дании завершения постройки склепа. Все было закончено в августе».

Несомненно, была отслужена торжественная панихида, на которой, кроме семьи Пушкиных, вероятно, присутство­вали и Осиповы, а также дворовые и крестьяне.

Наталья Николаевна в течение лета много раз бывала с детьми на могиле мужа, желая, по ее словам, утверждать в их сердцах священную его память... Ей и самой было очень тяжело еще и еще раз переживать гибель мужа. Вяземскому в начале июня 1841 года она пишет, что чувствует себя смер­тельно опечаленной...

В декабре 1841 года, уже из Петербурга, в письме к Павлу Воиновичу Нащокину она писала:

«Мое пребывание в Михайловском, которое вам уже из­вестно, доставило мне утешение исполнить сердечный обет давно мною предпринятый. Могила мужа моего находится на тихом уединенном месте, место расположения однако ж не так величаво, как рисовалось в моем воображении; сюда прилагаю рисунок, подаренный мне в тех краях — вам од­ним решаюсь им жертвовать. Я намерена возвратиться туда в мае месяце, если вам и всему семейству вашему способно перемещаться, то приезжайте навестить нас...»

Михайловский дом сильно обветшал еще при жизни поэ­та. О состоянии его в 1841 году можно судить по письму к На­талье Николаевне П. А. Вяземского. «Вы прекрасно сделали, что поехали на несколько месяцев в деревню, — пишет он б июня 1841 года. — Во-первых, для здоровья детей это неоце­ненно, для кошелька также выгодно. Если позволите мне дать вам совет, то мое мнение, что на первый год нечего вам тревожиться и заботиться об улучшении имения. Что касает­ся до улучшений в доме, то это дело другое. От дождя и ветра прикрыть себя надобно, и несколько плотников за неболь­шие деньги все устроить могут. Если вы и сентябрь проведе­те в деревне, то и тут нужно себя оконопатить и заделать ще­ли». Очевидно, какой-то небольшой ремонт Наталья Нико­лаевна сделала, и для летнего жилья дом стал пригоден.