Шрифт:
Laura Dave
The last Thing he told me
Джошу и Джейкобу, моим чудесным мальчикам, и Рошель, и Эндрю Дейв за все хорошее
(пойдем сказал он ей пойду недалеко ответила она что есть недалеко сказал он туда где ты ответила она)
Пролог
Оуэн любил подтрунивать надо мной из-за того, что привычку терять всякие мелочи я возвела
На нашем втором свидании я потеряла парковочный талон. На ужин мы приехали каждый на своей машине, о чем Оуэн не преминул пошутить – он подтрунивал над моей самостоятельностью даже в первую брачную ночь. А я шутила над тем, что он устроил мне настоящий допрос, задавая бесконечные вопросы о моем прошлом – о мужчинах, которые бросили меня, о мужчинах, которых бросила я. Оуэн окрестил их «несбывшимися мальчиками», поднял бокал и заметил, что благодарен им за то, что они мне не подошли, ведь теперь со мной в ресторане сидит именно он, а не кто иной.
– Ты меня едва знаешь, – сказала я.
Он улыбнулся.
– Такое чувство, будто мы знакомы целую жизнь.
Отчасти он был прав. Просто уму непостижимо, насколько мы сблизились буквально с первых минут. Мне приятно думать, что я влюбилась без памяти и позабыла обо всем на свете. Разве тут до парковочных талонов!
Мы оставили свои машины на стоянке отеля «Ритц-Карлтон» в центре Сан-Франциско. Парковщик и слушать не захотел, что я провела в ресторане всего пару часов. За утерянный талон полагался штраф.
– Вы могли держать тут машину неделями, – заявил парковщик. – Почем мне знать, вдруг вы пытаетесь меня надуть? Сотня долларов плюс налог, и езжайте куда хотите. Читать умеете?
На табличке значилось: сто долларов плюс налог, и вы свободны.
– Ты уверена, что его нигде нет? – спросил Оуэн с улыбкой, словно это было самое лучшее, что ему удалось узнать обо мне за весь вечер.
Еще как уверена! Я обыскала каждый дюйм своего взятого напрокат «Вольво», потом шикарного спортивного авто Оуэна (хотя я в него даже не садилась) и серого асфальта в гараже, будь он неладен! Талон пропал без следа.
Через неделю после исчезновения Оуэна мне приснился сон. Муж стоял на парковке в том же самом костюме и с той же пленительной улыбкой на губах. Он снял обручальное кольцо и сказал: «Ну вот, Ханна. Теперь ты потеряла и меня».
– Часть 1 –
Терпеть не могу ученых, которые берут доску, ищут самую тонкую часть и сверлят дырки там, где это проще всего.
Если открываешь дверь незнакомцам…
По телевизору это показывают постоянно. В дверь стучат, открываешь и слышишь новость, которая меняет всю твою жизнь. Как правило, приходит полицейский или пожарный, иногда военный в форме. Но я вижу на пороге вовсе не копа и не федерального агента в брюках с наутюженными стрелками. Дурную
– Миссис Майклз? – спрашивает она.
Я медлю с ответом, как всегда, когда меня пытаются назвать по фамилии мужа. Я свою не меняла, так и осталась Ханной Холл. За тридцать восемь лет я к ней привыкла и не видела нужды становиться другим человеком. Однако за год с небольшим брака с Оуэном я научилась не поправлять людей, ведь единственное, что они хотят знать, используя такое обращение, – жена я ему или нет.
В данном случае это все, что интересует двенадцатилетку у меня на пороге. Откуда я так точно знаю ее возраст? Большую часть жизни я делила людей на две категории: дети и взрослые, но за последние полтора года изменила свое отношение благодаря дочери моего мужа, Бейли, типичному трудному подростку шестнадцати лет. При первой встрече я ляпнула, что она выглядит гораздо моложе своих лет. Хуже преступления не придумаешь!
Если, конечно, не считать моей попытки сгладить возникшую неловкость шуткой. Я сказала, что сочла бы это за комплимент, в моем-то возрасте! Увы, с тех пор Бейли меня не переваривает, хотя теперь я ученая и остерегаюсь не только шутить, но и приставать с разговорами к подросткам шестнадцати лет.
Итак, вернемся к моей двенадцатилетней подружке в грязных бутсах, которая нетерпеливо переминается с ноги на ногу.
– Мистер Майклз велел вам кое-что передать.
Она протягивает мне желтый листок бумаги в линеечку. На лицевой стороне почерком Оуэна написано: Ханне. Я беру сложенную записку, глядя девочке прямо в глаза.
– Прошу прощения, – говорю я. – Видимо, я что-то упускаю. Ты подружка Бейли?
– Кто такая Бейли?
Утвердительного ответа я и не ждала: между двенадцатью и шестнадцатью пролегает целая пропасть. Ничего не понимаю! Почему Оуэн не позвонил? Почему он прислал эту девочку? Первое, что приходит в голову, – с Бейли что-то случилось, а Оуэн не смог вырваться с работы. Однако Бейли сейчас дома, закрылась в своей комнате, врубив музыку на полную (сегодня это «Красавица: мюзикл о Кэрол Кинг») в знак того, что мне туда хода нет.
– Я не совсем понимаю… Где ты его видела?
– Он пробежал мимо меня по холлу, – отвечает девочка.
Сперва я думаю, что она имеет в виду наш холл – пространство у меня за спиной. Нет, не может быть! Мы живем в так называемом плавучем доме – оборудованном под жилье судне с окнами в пол и потрясающим видом на залив, в Сосалито их сотни четыре – целая община. Тротуаром нам служит пристань, гостиной – холл.
– Ты видела мистера Майклза в школе?
– Ну да, где же еще? Мы с Клэр спешили на тренировку, и он попросил нас отнести записку. Я сказала, что смогу только после занятия, он согласился и дал ваш адрес. – Девочка достает второй клочок бумаги. – И двадцать баксов.
Деньги она не показывает – наверное, боится, что отберу.
– У него что-то с телефоном, и он не смог вам позвонить. Точно не знаю – мы говорили на бегу.
– Значит, у него телефон сломался?
– Откуда мне знать?
И тут звонит ее телефон – точнее, я подумала, что это телефон. Она снимает с пояса какую-то навороченную штуку, похожую на пейджер. Неужели они снова в ходу? Музыкальные шоу Кэрол Кинг, ультрасовременные пейджеры… Неудивительно, что я так раздражаю Бейли: подростки живут в своем мире, о котором мне практически ничего не известно.