Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
Иисус кивнул шедшему рядом Иуде — им было о чем поговорить, и они зашептались. То Иисус, то Иуда опускали головы, задумываясь над ответом и взвешивая каждое слово, словно они были золотыми.
— Прости меня, Иуда, брат мой, — промолвил Иисус, — но это необходимо.
— Я же уже спрашивал тебя, рабби, нет ли другого пути?
— Нет, Иуда, брат мой. Я бы тоже предпочел другой путь; до сегодняшнего дня я ждал и надеялся, но — напрасно. Нет, другого пути нет. Настал конец света — конец мира. Этот мир — царство дьявола — будет уничтожен, только тогда наступит Царствие Небесное. Я принесу его. Как? Своей смертью.
— Ты говоришь это только для того, чтобы успокоить меня, чтобы я предал тебя, и сердце мое не разорвалось. Ты говоришь — я выдержу, ты хочешь придать мне сил. Нет, чем ближе час… нет, Иисус, я не вынесу!
— Вынесешь, Иуда, брат мой. Господь придаст тебе сил столько, сколько потребуется. Это необходимо, необходимо, чтобы я был казнен, а ты предал меня. Мы оба должны спасти мир. Помоги мне.
Иуда опустил голову.
— А ты бы предал своего учителя?
Иисус надолго задумался.
— Нет, боюсь, я не смог бы. Потому Господь и сжалился надо мной и поручил мне более легкое дело — быть распятым, — и, взяв Иуду под руку, он продолжил уговоры: — Не бросай меня. Помоги мне. Разве ты не говорил с первосвященником Каиафой? Ведь служители Храма уже готовы и вооружены, чтобы схватить меня? Ведь все устроилось, как мы и договаривались, Иуда. Так отпразднуем же сегодня вместе Пасху, а потом я дам тебе знак, и ты приведешь их. Впереди лишь три черных дня — они промелькнут, как молния, а на третий день, в воскресение, мы возликуем и обнимемся снова!
— Остальные знают? — указал Иуда большим пальцем назад, на учеников.
— Я скажу им сегодня. Я не хочу, чтобы они оказывали сопротивление, когда левиты и стражники буду забирать меня.
— Они — оказывать сопротивление? — Губы Иуды искривились в презрительной усмешке. — И где ты только откопал их, рабби? Один хуже другого.
Иисус опустил голову и не ответил.
Взошедшая луна плыла над землей, заливая своим светом скалы, деревья и людей. Темно-синие тени ложились на землю. Ученики, следовавшие за Иисусом и Иудой, болтали и смеялись — одни в предвкушении пиршества, другие озабоченно обсуждали странные слова Иисуса. Фома вспомнил старого раввина.
— Для него все закончилось. Теперь наша очередь.
— Как? Мы тоже умрем? — изумленно воскликнул Нафанаил. — Ведь утверждали, что мы идем к бессмертию!
— Верно. Но, похоже, нам сначала придется пережить смерть, — объяснил Филипп.
— Значит, мы идем неверным путем, — потряс головой Нафанаил. — Помяни мои слова, там, в преисподней, нам будет чертовски неуютно!
Перед ними снова высился Иерусалим, призрачно-белый, залитый лунным светом, словно мираж. Дома казались парившими в воздухе, звеневшем от псалмов и стонов убиваемых животных.
У восточных ворот их ждали Петр и Иоанн. Они радостно бросились навстречу друзьям.
— Все случилось, как ты и говорил, рабби. Стол накрыт, Все готово!
— А хозяина нет дома, — добавил со смехом Иоанн, — все приготовил и исчез.
— Это высшее свидетельство гостеприимности, — улыбнулся Иисус, — когда хозяин исчезает.
Все ускорили шаг. Улицы были запружены народом, вокруг горели факелы, колыхались миртовые ветви. Из-за закрытых дверей торжественно звучал пасхальный псалом:
КогдаДвигаясь вдоль улиц, ученики подхватили псалом. Петр и Иоанн шли впереди, указывая путь. Все, кроме Иисуса и Иуды, позабыли свои страхи и тревоги и летели к праздничной трапезе.
Петр и Иоанн остановились перед дверью, на которой кровью жертвенного агнца был сделан знак, распахнули ее и вошли внутрь. Иисус и голодные ученики последовали за ними. Они пересекли двор и поднялись по каменной лестнице на верхний этаж. Стол был накрыт. Три семисвечника освещали агнца, вино, мацу, приправы и даже посохи, которые они должны были держать во время вечери, словно собираясь отправиться в далекий путь.
— Мы рады тебе! — промолвил Иисус, поднимая руку и благословляя невидимого хозяина.
— Кого ты приветствуешь, учитель? — рассмеялись ученики.
— Невидимого, — ответил Иисус и строго посмотрел на них. Потом взял широкое полотенце, обвязал его вокруг чресел и, опустившись на колени, принялся мыть ноги ученикам, поливая из кувшина.
— Рабби, я ни за что в жизни не соглашусь, чтобы ты мыл мне ноги! — вскричал Петр.
— Петр, если я не вымою тебе ноги, ты не сможешь войти ко мне в Царствие Небесное.
— Ну, раз так, вымой уж мне заодно руки и голову.
Наконец все расселись. Все проголодались, но никто не осмеливался протянуть руку за куском. Лицо учителя было сурово. Одного за другим он оглядел всех — от Петра, сидящего по правую руку, до Иоанна, расположившегося по левую, задержав взгляд на своем мрачном рыжебородом сообщнике.
— Сначала, — промолвил Иисус, — мы должны выпить соленой воды, чтобы вспомнить слезы, пролитые нашими отцами в земле рабства.
Он взял кувшин с соленой водой и прежде других наполнил до краев чашу Иуды, затем налил по несколько глотков остальным и, наконец, полную себе.