Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
Улицы были полны народа.
— Он идет! Идет царь Иудейский! — хохотали бегущие граждане.
Ученики снова забились за бочки.
— A-а, значит, у вас нет ни совести, ни чести? — обернулся Симон. — Вы даже не хотите его увидеть? Вы даже не можете утешить его своим видом? Ну, хорошо же! Тогда пойду я! Я буду махать ему руками и кричать: «Это я, Симон-киринеянин, я тут!» — И он выскочил на улицу.
Волна за волной катились толпы людей. И вот проскакали римские всадники, за ними с крестом на плечах шел Иисус, он был весь в крови, мантия превратилась в лохмотья. Силы покидали его. Он то и дело спотыкался, падал, ему
И вдруг в дверях харчевни он увидел машущего ему рукой Симона. Сердце его встрепенулось от радости. Он кивнул ему и тут же оступился, споткнувшись о камень, и обрушился наземь с крестом на спине. Иисус застонал от боли.
Киринеянин бросился к нему, поднял его и взгромоздил крест на свои плечи.
— Мужайся, — улыбнулся он Иисусу. — Я здесь, не бойся.
Они миновали городские ворота и начали подниматься на вершину Голгофы. Вокруг все смердело мертвечиной — распятых преступников не снимали с крестов, их трупы оставались висеть и поедались хищными птицами.
Киринеянин опустил крест. Два римских солдата, вырыв яму, укрепили его между камней. Иисус в ожидании опустился на камень. Солнце сияло прямо над головой, раскаленные добела небеса безмолвствовали. Ни пламени, ни ангела, ни малейшего знамения, говорящего о том, что кто-то сверху наблюдал за земными событиями… И пока Иисус так сидел в ожидании, разминая между пальцами комочек земли, он почувствовал, что перед ним кто-то стоит. Медленно подняв голову, он увидел и узнал.
— Привет тебе, моя верная спутница, — пробормотал Иисус. — Наше путешествие подошло к концу. Свершилось то, чего ты желал, свершилось и то, что желал я. Всю свою жизнь я трудился, преобразуя Проклятие в Благословение. Я добился этого, и теперь мы друзья. Прощай, мать! — И он безмятежно помахал рукой мрачной тени.
— Вставай, ваше величество! — заорали солдаты, хватая его за плечи. — Пора взойти на престол!
Они раздели его, обнажив худое тело, покрытое синяками и ранами.
Жара усиливалась. Люди, наоравшиеся до хрипоты, молча наблюдали за происходящим.
— Надо дать ему вина подкрепиться, — предложил один из солдат.
Но Иисус оттолкнул чашу и раскинул руки на кресте.
— Отче, да свершится воля твоя, — прошептал он.
— Лжец! Дешевка! Обманщик! — снова завопили слепые, прокаженные и увечные.
— Где Царствие Небесное? Где столы, ломящиеся от хлебов? — подхватили бродяги, швыряя в Иисуса камни и гнилые фрукты. Иисус хотел крикнуть еще что-то, но солдаты, обвязав его веревками, стали подтягивать на крест. Закончив свое дело, они позвали палачей с гвоздями. Те подняли молотки… При первых ударах солнце скрылось, небо потемнело, и на нем выступили звезды — нет, не звезды — слезы начали падать на землю.
Толпу обуял ужас. Испуганные лошади римской кавалерии, отступая и шарахаясь в стороны, принялись теснить людей. Наступила такая тишина, как бывает перед землетрясением.
Симон-киринеянин упал на камни. Земля колыхалась под его ногами, и ему стало страшно.
— Ну, все, сейчас преисподняя поглотит нас! — прошептал он.
Он поднял глаза и огляделся.
— Боже! — вырвался у него крик.
Толпы ангелов, слетевших с небес, приколачивали Иисуса к кресту. Они порхали вокруг, одни поддерживали его тело, чтобы не сорвалось, другие подносили гвозди; третьи стучали молотками, а маленький розовощекий и златокудрый ангелочек с пикой в руках взмахнул ею и пронзил Иисусу сердце.
— Что это? — трепеща, пробормотал киринеянин. — Сами Силы Небесные… Сам Господь распинает его!
И тут — никогда в жизни Симон не испытывал такого горя и отчаяния — душераздирающий крик пронзил все пространство от земли до неба:
— Или… Или… [12]
Продолжить у страдальца не хватило сил. Распятый уронил голову и испустил дух.
ГЛАВА 30
Веки его задрожали и открылись… Иисус чуть не вскрикнул от изумления и радости. То был не крест, но огромное дерево, раскинувшее свои ветви от земли до неба. Весна одела растение цветами и поющими птицами… А сам он — он стоял, прислонившись к стволу.
— Раз, два, три… — начал он считать, подняв голову… — тридцать три. Столько, сколько мне лет. Тридцать три птицы, и все поют. Что-то случилось с его глазами, не оборачиваясь, он мог теперь видеть весь цветущий мир. Его слух улавливал все проклятия и стоны, все звуки мира, обращая их в песню. Но из сердца его, проткнутого пикой, все еще струилась кровь.
12
«Или, Или! Лама савахфани?» (Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?) — последние слова Иисуса Христа, сказанные на кресте (Мат. 27. 46).
Ветра не было, но милосердное дерево само осыпало свои цветы на его спутанные волосы и окровавленные руки. И пока он пытался среди этого моря лепестков и щебета вспомнить, кто он такой и где находится, воздух перед ним затрепетал, сгустился, и явился ангел.
Не раз и во сне, и наяву он видел ангелов, но такого — впервые. Создание излучало такую нежность, такую человеческую теплоту! Его голова и пухлые щечки поросли мягкими и курчавыми волосами, глаза радостно искрились, как у влюбленного юноши. Тело было хрупким и стройным. Только странный сине-черный пушок покрывал его ноги от щиколоток до округлых бедер.
— Кто ты? — в замешательстве спросил Иисус — сердце его бешено колотилось.
Ангел улыбнулся ласковой, доброй улыбкой и сложил свои зеленые крылья как бы для того, чтобы не пугать Иисуса.
— Я почти то же, что ты, — ответил он. — Я — твой ангел-хранитель. Верь мне.
У него был такой знакомый, совсем человеческий голос. Ангельские голоса, которые слышал Иисус прежде, всегда отличались жестокостью — они лишь бранили его. Возликовав, он заискивающе взглянул на ангела в ожидании, когда тот заговорит снова. Ангел почувствовал это и откликнулся.