Последнее испытание

Мэрфи Уоррен

Билл, он же Санни Джой, поскакал дальше. Томи пустился следом, стараясь поспеть за коричневой лошадкой, бока которой плотно обхватывали длинные ноги Билла в сапогах с блестящими шпорами. Догнал и протянул всаднику банку с холодным прохладительным напитком «Тикейт»:

— Так что все твои денежки при тебе, Санни Джой.

— Похоже, этих баночек у тебя пруд пруди, — заметил Билл Ром, дернув за колечко на крышке.

— Надо же чем-то горло полоскать. Кругом одна пылища.

— Говоришь, много пыли?

— Она нас просто

убивает, Санни Джой. Сам знаешь, а иначе зачем бы тебе проделывать весь этот путь сюда из края изобилия, которым ты вечно восторгаешься.

— Знаю, — мрачно кивнул Билли Ром. — Потому и вернулся.

Он приник к банке и одним глотком осушил ее.

— Пыль, несущая смерть хоганам. Убивает всех подряд.

— Слышал. Но вроде бы ее называют по-другому, — отозвался Санни Джой.

Томи сплюнул.

— Все это белые придумали, с ихней наукой.

— Я слышал, ее называют болезнью «Сан Он Джо».

— Да что они понимают, эти белые!

— И сколько уже умерло. Томи?

Индеец фыркнул.

— Проще назвать тех, что остались. Всего несколько человек, по пальцам перечесть можно. Мы вымираем, Санни Джой. Не все сразу, постепенно. И нет нам спасения. Эта пыль, «смерть хоганам», скоро сожрет нас всех.

— Потому я и вернулся.

— Спасти нас, да, Санни Джой?

— Если смогу.

— А получится?

— Честно говоря, сомневаюсь. Ведь все, что у меня есть, — только деньги и слава. А духам смерти на них вроде бы наплевать.

— Тогда, сдается мне, ты скоро уедешь отсюда. К чему рисковать, вдыхая эту смертоносную пыль?

— Если моему народу суждено погибнуть, значит, умрем вместе. Ведь я как-никак последний на этом свете Санни Джой. И потом, что у меня осталось на старости лет? Только деньги, чертова уйма денег. Да еще проклятая, никому не нужная слава...

Завидев лошадь, к хоганам потянулись мрачные индейцы. Многие были пьяны. Некоторые скептически усмехались.

— А ну, яви нам чудо, Санни Джой!

— Я уже давно не верю в чудеса. Счастливый Медведь.

— Слушай, Санни Джой, а ты встречался там с разными белыми знаменитостями?

— Да, да! С Сильвестром Сталлоне или Арнольдом Шварценеггером, а?..

— Ясное дело, встречался. Но никогда не променял бы нашего краснокожего ни на одного из этих парней, — ответил Ром.

— А правду говорят, что ты среди них самый знаменитый? А, Санни?

— Как на твой взгляд, похож я на знаменитость, Гас Джонг?

Индейцы умолкли.

Они миновали еще один хоган: оттуда никто не вышел, Билл спросил:

— А здесь кто умер?

Ему перечислили имена. Он опустил голову и устало сощурился.

— Стало быть, душа Ко Джонг О отлетела? — заметил он.

— А ты выглядишь усталым, Санни Джой.

Билли Ром поискал глазами гору Красного Призрака, скрытую где-то в туманном мареве, в тени Шоколадных гор.

— Устал. Чертовски устал, — пробормотал он. — Ведь я уже старик. И вернулся наконец домой. Навсегда... — Затем, понизив голос до шепота, добавил: — Навеки, чтоб остаться здесь с духами предков. Моих славных предков, коим я обязан не только жизнью.

Глава 2

Его звали Римо, и он не понимал, что происходит. Ясно одно — он уснул. Но теперь в тишине и темноте ночи, приносящей сквозь Распахнутое окно спальни вместе с порывами ветра слабый солоноватый привкус Атлантики, Римо никак не мог разобрать, сон это или явь.

Он был мастером Синанджу, а потому спал не как обычный человек. Какая-то часть его мозга никогда не отключалась, но в целом сон был более глубоким, чем у остальных людей, и просыпался он всегда отдохнувшим и бодрым. Да и снов теперь он почти не видел. Нет, конечно, они ему снились. Всем людям снятся. Даже тем, кто посвятил свою жизнь освоению боевых искусств Синанджу — главному и самому совершенному из всех видов борьбы. Однако, проснувшись, Римо почти никогда ничего не помнил.

Но если это сон, то он его ни за что не забудет. Слишком уж важные события в нем происходили.

Откуда-то из глубины комнаты, которая то появлялась в лунном свете меж облаков, то исчезала, явилась женщина.

Никогда не дремлющая часть сознания Римо отметила ее появление тотчас, как только та подошла и остановилась у изножья татами. Она попала сюда не через дверь и не через окно, Римо очень удивился и проснулся — внезапно и резко. Так обычно захлопывается мышеловка.

Он сел. Глаза постепенно привыкли к царившей в комнате темноте. И та, вечно недремлющая часть сознания, предупреждавшая о появлении в комнате постороннего, тут же отключилась. Зато ожили все остальные органы чувств.

Они твердили, что он в спальне один. Уши не различали ни малейших звуков — ни биения сердца, ни слабого, эластичного шелеста легких, ни шума крови, бегущей по жилам, венам и кровеносным сосудам. Обоняние раздражали только привычные запахи ночи — еле уловимый аромат моря, вонь выхлопных газов да запах подстриженного газона на лужайке под окнами.

Но он видел эту женщину! Она смотрела на него сверху вниз. Спокойное лицо — нежный белый овал в обрамлении длинных темных волос. Камея... Юная и как бы вне возраста, красивая и в то же время — не слишком.

А глаза — печальные, печальные...

Женщина стояла босиком у плетеной циновки, и, хотя лицо ее Римо видел вполне отчетливо, разглядеть фигуру никак не удавалось. Вроде бы и одежды на ней никакой не было... И в то же время нагой она не казалась. Нет, это не женщина. А наверняка некий ангел, которому не пристали такие понятия, как красота, одежда или тело...

Римо вытянул ногу, чтобы прикоснуться к женщине.

Нога провалилась в такую бездонную и абсолютную тьму, что он тут же испуганно ее отдернул.