Последнее начало
Шрифт:
Существующие с начала времён глубочайшие природные законы сохранения и роста требуют встречной волны, и поэтому для каждого нарастание новой кожи есть долг выживания планеты не вообще, а относительно каждого человека. Если же кто-либо не откликается на восстановление, даже воскресение, он погибает. Это также один из глубочайших законов Божественной природы.
Мудрствование не раз посещало свободную от излишних дум голову Макшерипа. Доставив, как положено, найденную беглянку в медицинский бункер, мулат решил выяснить кое-что для себя. Но все интересующие его вопросы пришлось отложить немного на потом, потому как найдёнышем занялась Валлиса: быстренько содрала с той остатки лохмотьев, сняла психотропные и биологические анализы, набрала в пробирки кровь из вен и даже из артерии, не говоря уж о всяческих там кардиограммах и надкостных пробах. Но получив желаемое, Валлиса тут же помчалась в соседний кабинет, где погрузилась в конкретное изучение и многодумные размышления.
Станислав Сигизмундович мерил нервными шагами пространство своего шикарного кабинета. Куда подевалась Валлиса? Она давно уже должна быть у него. Но её нет. Нет! Что же случилось? Впрочем, что с ней и с её головорезами может случиться? А ведь что-то произошло — это точно, иначе она давно бы вышла на связь. Сколько до этого пропало людей в зонах?! Неужели очередной провал?
И тут, словно отвечая его тревожным мыслям, затрещал зуммер телекома.
Станислав Сигизмундович поспешил к столу и нажал кнопку соединения.
Возникшая голограмма Валлисы могла немного успокоить: его эмиссар жив.
Девушка была эффектна как всегда. Её чёрные с едва заметной просединкой волосы тёплой волной падали на плечи, точёные изваяния которых не мог скрыть даже уродливый комбинезон. Глаза, никогда не знавшие косметики, в ней, в общем-то, не нуждались. Своей пронзительностью и раскосостью в сочетании с мягкой улыбкой эти очи могли зажечь любого мужчину, который тут же мысленно начинал раздевать соблазнительницу, что сразу отражалось в горящих мужских глазах, масляной роже, а иногда даже капанием с губ вожделенной слюны. Да, истинно сказано, что женщины прекрасны, как наши самые извращённые мысли о них.
— Станислав Сигизмундович, — отвлекла его Валлиса, — у нас событие! В зоне мы обнаружили девушку. Она жива.
Тут только шеф обратил внимание на операционный стол в глубине бункера, на котором лежала обнаженная находка.
— Что с ней? — встревожился Станислав Сигизмундович. — Надеюсь, вы милочка, не стали резать её, как подопытную лягушку?
— Не беспокойтесь, шеф, — попыталась успокоить его Валлиса. — Найденная девушка совершенно нормальна. Мы только что закончили делать анализы. Её нашли в зоне и без гермошлёма. Да что там гермошлём! Даже без кислородной маски, без комбинезона, чуть ли не совсем обнажённую, но живую.
— И?
— Повторяю, совершенно нормальный человек, — Валлиса специально выговорила короткую казалось бы фразу, делая ударения на каждом слове.
— Так, — мастер ещё не мог прийти в себя от нежданно-негаданно свалившейся на него информации… ведь до сих пор ни одна зона не выпускала живым человека. До сих пор. Но всё бывает в жизни впервые! Это нормально. — Кстати, а она человек?
— Безусловно. Даже в ДНК никаких отклонений от человеческой. Вот разве кровь…
— Что кровь?
— Такой жизнеспособности кровеносных телец я ещё не встречала! — подытожила Валлиса. — Они не подвержены даже обработке кислотой. То есть обычная человеческая кровь, но в то же время вовсе не человеческая!
— Так, — повторил Станислав Сигизмундович, — этот экземпляр доставить немедленно ко мне. Немедленно! Да приоденьте её во что-нибудь. Надеюсь, найдётся?
— Конечно. Не беспокойтесь, — улыбнулась Валлиса, выключая телеком.
Она обернулась к новой знакомой, с любопытством наблюдающей за голографической связью, как будто никогда раньше её не видела.
— Как вам понравилось моё любимое начальство? — снова улыбнулась девушка, только в этот раз довольно кисло.
Это не ускользнуло от внимания Рады. Несмотря на кажущееся спокойствие, она была предельно напряжена, поскольку впервые имела общение с противником. А противником ли? Не лучше ли его заранее окрестить «предполагаемым противником»? Успокоившись на этом, Рада постаралась внимательнее послушать размышления новой знакомой, благо, что та интуитивно чувствовала пленённую собеседницу как понимающую или желающую понять женскую душу.
— Послушайте, Валлиса, что это у вас на стене? — показала Рада на стену.
Там, словно символическая живопись, застыл удивительный рисунок: чёрный и красный львы лежали в густой траве нереального прайда охраняя треугольный алтарь высившийся между львами как пограничный столб. Над алтарём висел в воздухе венок из белого омела, к которому пыталась взлететь птица, держащая в клюве пальмовую ветку. Сама птица привлекала особое внимание хотя бы тем, что была невиданной красоты. Изумрудные глаза и чёрный клюв резко выделялись на ярко-жёлтой маленькой головке, которая ближе к шее уже меняла оперенье на красно-бордовое, постепенно переливающееся в лилово-серебристое, а к хвосту оперение снова становилось чёрным. Но на крыльях меж серебряных пёрышек тут и там проскакивали золотые искорки, будто маленькие разряды электричества.
— Ах, это? — улыбнулась Валлиса. — Есть у нас собственный художник. Кстати, вы с ним близко знакомы. Его имя Макшерип, отодравший вас от бетонных глыб и доставивший сюда.
— Которого вы величаете медведем? — уточнила Рада.
— Да, — улыбнулась её собеседница. — Он с детства увлекается символизмом. Изобразил здесь треугольный алтарь, представляющий собой триединство мира в нашем четырёхмерном пространстве. Два льва, улёгшиеся у подножия треугольного жертвенника, стерегут венец, висящий над изображением. Львы практически всегда символизируют благородство и владычество. Однако благородство может превратиться в тиранию, о чём свидетельствует чёрный лев, а величие владычества запросто превращается в деспотизм сладострастия под лапой красного.
Но здесь наибольшего внимания заслуживает птица, взлетающая к белой омеле. Это феникс.
— Феникс… Омела…
— Да что вы! — удивлённо посмотрела на неё Валлиса. — Можно подумать, что никогда в жизни этого не слышали.
— Наверное, у меня что-то с головой или с памятью, — Рада приподнялась на медицинском ложе и села, свесив ноги. — Ведь вы говорите, что в зоне без кислородной маски никто не выживет. Может, я какая-то не такая? Или я не права?
— Возможно, — кивнула её собеседница. — Феникс — мифическая птица счастья, возникающая из пепла. А белая омела, это… собственно, что это я, — одёрнула себя Валлиса. — Послушайте лучше, как ветвь омелы описывает Вергилий.