Последнее прибежище негодяя
Шрифт:
– Ну да, а как? – Она жалко улыбнулась, видимо, снова призывая его к сочувствию.
– Да ни фига не так! – взорвался Данилов – ужимки этой бабы доводили его до бешенства.
Она не могла любить и никого не любила! Уязвленное самолюбие – это да. Ускользающая из рук власть – да. Ненависть к более удачливому и более умному Заломову, неожиданно начавшему обходить ее в карьерном забеге, – тоже да. Но не любовь! Не было даже намека!
– Просто ваша задница, гражданка Соседова, испугалась потери руководящего кресла! Вам сделалось так жутко, что вы готовы были на все ради сохранения этого кресла под собой! А тут
– Хватит! – перебила его властно Соседова, ее голос вновь обрел силу, будто и не разбавлялся хрипотой несколько минут назад. – Не надо держать меня за дуру. Вора я вычислила сразу. Просто наблюдала за ним, подсовывала всякую чушь, не способную нам навредить. Но… но он все равно обошел меня, скот!
– Он, поняв, что сливается всякая фигня, ничего не стоящая, устанавливает в вашем кабинете камеру слежения, прямо над вашей головой, чтобы…
– Чтобы просматривать всю документацию, с которой я работаю, – подхватила со злостью Соседова. – Я вообще перестала всем на свете доверять после всего этого.
Она неопределенно повела руками вокруг себя.
– Он увидел, как вы сыплете яд в кофейник. Сначала не понял, что это было. А когда погибли Софья и Савельев, догадался, кто отравитель, – кивнул Данилов и неожиданно похвалил ее с сатанинской ухмылкой: – А вы виртуозно все придумали, Алла Юрьевна. Все совещание нагнетали атмосферу, угрожали вору, демонстрируя папку, в которой якобы были документы, компрометирующие его. А потом, когда погибли от яда ваши сотрудники, выставили ситуацию так, что это будто бы вас хотели отравить. Грамотно!
– Да, все было продумано идеально, за исключением…
– За исключением того, что вор знал, что в папке у вас ничего нет. Горячев наблюдал за вами до совещания, и видел, что вы вкладываете в папку чистый листок бумаги. И еще прокол. Отравленный кофе выпил не тот, кому он предназначался.
– Да! Да! Вот что обидно больше всего! Генка и Софья погибли из-за этого старого, лысого козла! – взвизгнула на высокой ноте Соседова, закрывая лицо руками. – Он же всегда, всегда пил мой кофе! На каждом совещании он хлебал из моей чашки! Это у него чем-то вроде ритуала было! Он и в тот вечер собирался, а тут вдруг Генка, дурачок, выхватил у него чашку. Господи, кто же знал, что так будет?!
– Вы, – коротко обронил Данилов, встал с неудобного стула, прошелся по допросной, зачем-то потыкал кулаками в стены, обитые фанерой под дерево. Обернулся на Соседову: – Вы знали, что Савельев отравится. И тем не менее позволили ему кофе выпить. Что решили в тот момент, Алла Юрьевна? Что если не получилось отравить Заломова, то вы его хотя бы под статью подведете? И не позволите кресло свое занять?
Она промолчала, сгорбив спину.
– Налицо злой умысел, Алла Юрьевна. Прокурор так и решит.
– Но я не знала, что Софья выпьет, не знала! Не знала! – вдруг заорала не своим голосом Соседова. И, упав лицом в сложенные на столе руки, глухо зарыдала. – Я не хотела… Девочка была ни при чем… Она… она не виновата.
–
– Да. – Она затихла, крупная спина дрогнула от тяжелого вздоха. Соседова выпрямилась, отвела от лица прилипшие мокрые пряди волос. – Когда я ему намекнула, что знаю о его проделках… Он просто положил мне на стол запись того вечера и вышел. Я ему позвонила через час. Спросила, чего ты хочешь? Он ответил: давайте дружить. Ну и начали дружить. Я делала вид, что ничего не происходит. Я смотрела сквозь пальцы на то, как он сливает секреты Барышникову. Та еще сволочь! Работает на всех подряд, лишь бы деньги платили! А Горячев в знак благодарности за мою слепоту спал со мной и… не заявлял о том, что видел.
– Но вы-то понимали, что это не могло долго продолжаться?
– Да, понимала.
– И заранее все продумали?
– Нет. Сегодня – это экспромт, не более. – Она цинично оскалилась, одернула безнадежно испорченную блузку. – Все как-то сложилось так удачно. Заломов был у вас в полиции, это, опять же, меня подстегнуло. Горячева начали пасти, вот я и решила этих двоих ребят замкнуть друг на друге. Кто же знал, что…
– Что к вам приставлено наблюдение? Кто знал, что каждый ваш шаг фиксируется на камеру. Так?
– Да, так, – Соседова вздохнула будто бы покаянно. Но вдруг тут же подняла вверх указательный палец и глянула на Данилова, как на менеджера самого низшего звена своей конторы. – Но вы не особо радуйтесь, подполковник. Я найму лучших адвокатов, лучших! И отравление в офисе, как умышленное убийство, у вас не пройдет.
– Но записи Горячева, – возразил Сергей, он даже растерялся от такого резкого перехода. – Там отчетливо видно, что…
– Что я сыплю яд в свой кофейник. Где находился кофе, предназначенный мне. Это был мой кофе, который я должна была выпить.
– Но не выпили же!
– Потому что не успела, меня отвлекли. Сочтем это неудавшейся попыткой суицида. – Она холодно ухмыльнулась, возвращая былую уверенность. – Я хотела умереть, я! Но меня отвлекли!
– Но погибли люди. Вы могли их остановить! – Он с ужасом понимал, что эта хитрая стерва, выставив впереди себя адвокатский строй, сможет выкрутиться. Запросто сможет.
– Это был несчастный случай, подполковник. Несчастный случай! Кто-то выпил отравленный кофе, который предназначался мне. Кто-то сунул голову в мою петлю. Так-то…
– Но у нас есть снимки, на которых видно, как вы…
– Что?
Она вдруг вальяжно откинулась на мягкую спинку удобного стула, которую он так легкомысленно ей предложил. Закинула нога на ногу, обнажая полные икры, обтянутые черными плотными колготками. Глянула на него с высокомерием победительницы:
– Что видно, подполковник? Как я готовлю сок своему любовнику? А потом уезжаю?
Теперь промолчал Данилов. Он еще и снимков-то не видел. Что может возразить?
– Вам чертовски сложно будет доказать хоть что-то, подполковник. Чертовски сложно! А если еще и Горячев, который жив и вскоре будет совершенно здоров, изменит свои показания и не будет иметь ко мне претензий, то у вас просто не будет шансов. Нет шансов отправить меня за решетку, подполковник!