Последнее прибежище негодяя
Шрифт:
Уборщица! Господи! Как они могли ее пропустить?!
– Да, эта девушка – Надежда Горобцова. – Ирина Федоровна с грустью качнула головой. – Думаете, она замешана?
– Разберемся…
Через пятнадцать минут, сняв показания с Устиновой на протокол и приобщив к ним показания Вострикова, Данилов вместе с Игорем поехал в ЖЭК, возглавляемый Филоновым. Но перед этим навестили соседей погибших Лопушиных и Воронцова. И узнали много интересного, показав им снимки.
А в ЖЭКе изрядно похудевший, бледный, с мученической улыбкой, без конца тревожившей
– Что опять случилось?! – недобро покосился он в сторону Данилова. И даже упрекнул: – После ваших визитов, товарищ подполковник, я неожиданно попадаю в больницу!
– Не вижу связи, – строго заметил Сергей. – Кто ведает у вас кадрами? Ваш главный бухгалтер, если я не ошибаюсь?
– Да, Анна Львовна. А в чем дело? – отозвался Филонов в надежде, что она где-то прокололась.
Он бы с радостью выпер отсюда эту наглую сисястую бабу, пристающую к нему при каждом удобном случае. А он слаб был телом, да, слаб! И не каждый раз отвергал ее приставания!
– Пригласите ее, – приказал Данилов. – Срочно!
Анна Львовна явилась, будто за дверью стояла, мгновенно. Филонов, кажется, еще трубку на аппарат не успел опустить, а она в дверь заскреблась.
– Анна Львовна, кто отвечает у вас за уборщиц?
Данилов оглядел молодящуюся даму с головы до ног, нашел ее наряд вполне приемлемым, макияж сдержанным. И почти не понял, с чего она так раздражает Филонова. А надо было быть слепым, чтобы этого не увидеть.
– В смысле, кто отвечает? За прием на работу или конкретно за их работу? – осторожно поинтересовалась она, сцепив пальчики перед собой, как певичка.
– Прием осуществляете вы?
– Да, я.
– А наряды им выписывает мастер?
– Нет, тоже я. Пришлось взвалить еще и эту обязанность. Ответственность, знаете. Не всякому доверить можно.
Она будто извинялась, что наряду с бухгалтерскими обязанностями тащит еще несколько ставок. Хотя наверняка это нарушение, потому и трусит.
– В доме, в котором недавно произошло убийство, кто убирает? И график… график мне интересен.
– В том доме… – Она театрально приложила ладонь ко лбу, вымученно улыбнулась: – Там вообще какое-то недоразумение с этими уборщицами произошло.
– Какое же? – взвился сразу Филонов, сердито оскалившись в сторону Анны Львовны. – Пока я болел, что тут у вас, Анна Львовна?!
– Понимаете, у нас там по штату одна женщина убирает, Люся. – Она назвала ее фамилию, возраст. – А тут вдруг выясняется, что откуда-то взялась и вторая уборщица. Причем у нас разнарядка на уборку через день среди недели, выходные есть выходные, их никто не трогает. А так уборка осуществляется в понедельник, среду, пятницу. А тут вдруг оказывается, что убирают в том доме каждый день. Кроме выходных, разумеется. И все всех устраивало, пока так убирали. А потом вдруг сменщица непонятная пропала. Ко мне пошел народ с жалобами. Зачем, говорят, девушку уволили?! Я ничего не понимаю, вызываю нашу постоянную уборщицу, что по штату числится.
– А она что?
– А она глаза таращит. Говорит, как мыла, так и мою. А народ-то вопит! Я им штатное расписание показываю. Вот, мол, одна у нас по штату на ваш дом уборщица.
– А они что?
– А они вопят, будто не слышат, куда вторую я дела?! А куда я ее дела, если я ее не видела ни разу и на работу не принимала!
Данилов показал ей фотографии с изображением Горобцовой:
– Эту принимали?
– Нет! Я принимала взрослую женщину, она на пенсии по вредности. А эта совсем соплячка, простите, – она виновато улыбнулась в прищуренные глаза Филонова. – Эту я впервые вижу.
– А вот жильцы того дома видели ее через день, – уточнил Данилов, поднимаясь с места. – Зайдете завтра к нам, запротоколируем ваши показания, Анна Львовна.
Она вышла из кабинета. А Филонов вдруг спросил у Данилова, направившегося к двери:
– Значит, эта девка мыла там полы из благотворительных побуждений, а после убийства вдруг исчезла, так?
– Это я у вас должен спросить, – не стал вдаваться в подробности Сергей, открывая дверь. – Почему у вас на участке творится черт знает что?
Следователи ушли, а Филонов, просидев в задумчивости минут пять, вдруг схватился за мобильник.
– Алло, Степка, здорово! – крикнул он.
– Чего орешь? Оживел, что ли, после диареи? – Мазила захихикал.
– Чего ты вот начинаешь? Не было диареи, придурок! Не бы-ло! – по слогам произнес Филонов. – Острый приступ холецистита, понял?
– Понял. Че, и бухать теперь не будешь?
– Видимо, нет, – расстроился сразу Филонов.
Доктор сказал, что в следующий раз его могут не откачать после таких гулянок.
– Ты чего звонишь-то, Жэка? Соскучился, что ли? Или догадался, кто народ положил? – Мазила снова противно захихикал. – Мы тут даже ставки с пацанами сделали. Догадаешься, нет? Пацаны на тебя, идиоты, поставили. А я – нет, думаю, что я выиграл. Тебе ни в жизни не угадать и…
– Уборщица, – тихим голосом перебил его Филонов. – Молодая девка, рядилась в уборщицу. Она всех положила, Степа. Так что ты, кажется, в полной попе, Степа…
Глава 18
Она не знала и не помнила, когда в ней умер тот болевой порог, за которым совершенно не чувствуешь чужой, а иногда и собственной боли. Не помнила, когда перестала сочувствовать, жалеть. Не запомнила и день, когда превратилась в отвратительное, даже самой себе, создание.
Единственное, что навечно привила ей жизнь, – это ненависть.
Она ненавидела все! Ясный день и дождь с ветром. Лето и осень, опережающие зиму. Ненавидела саму жизнь, превратившую ее в такое чудовище.
– Надька, да ты просто зверь! – восхищались много лет назад ее подельники, когда она на спор разорвала голыми руками живую кошку.