Последнее пророчество
Шрифт:
— Ага, я в курсе, — сухо ответил Корран. — Если хочешь что-то продекларировать, говори.
Взгляд Харрара посуровел.
— Думаю, я хочу что-то понять, — произнес жрец. — Мне редко доводилось беседовать с неверными, когда их не пытали и не приносили в жертву.
— Ты у меня дошутиться, Харрар, — заметил Корран. Его левая рука потянулась к мечу.
Харрар вздернул голову, и на его изрубцованном лице появилась угрюмая усмешка:
— Не думай, что я боюсь тебя, джеидаи. Я не сомневаюсь, что ты, кто убил Шедао Шаи, победишь меня в схватке. Но ты запомнишь этот бой.
— Так
— Конечно, нет.
— Хорошо. Значит, мы не будем драться.
В этот момент они вышли под скалу. На первый взгляд местечко было неплохое: сухое, защищенное, без ходов, ведущих в логово ситх-знает-какого зверя.
— Но я хотел бы тебя кое о чем спросить, — сказал жрец. Он уселся на камне, скрестив ноги.
— Ну, так спрашивай, — разрешил Корран.
— Я упомянул Шедао Шаи. Когда ты вызвал его на поединок, ты рискнул своею жизнью ради спасения планеты Итор, верно? Только это стояло на кону?
— Да, — ответил Корран. — Йуужань-вонги собирались отравить планету. Шедао Шаи согласился, что если я выиграю бой, этого не случится, если же выиграет он, то получит обратно кости своего предка.
— Однако, насколько я могу судить, Итор не обладал ни стратегической важностью, ни ценными минералами для ваших машин. Для чего же ты это сделал?
Корран нахмурился, пытаясь догадаться, куда клонит жрец.
— Причин было три, — сказал он. — Первая состояла в том, что я не мог остаться в стороне и позволить уничтожить Итор, когда я мог как-то помочь. А помочь я мог тем, что Шаи объявил мне вендетту. Я был единственным, кто мог соблазнить его поединком на таких условиях. Вторая причина — у меня с ним тоже были свои счеты: он убил моего друга Илегоса, который пытался заключить мир с вашим народом.
— Эту причину я могу понять, — заметил Харрар. — Месть — похвальное дело.
— Но не для джедая, — возразил Корран. — Это было глупо и опасно — выходить на бой с Шаи с такими эмоциями в сердце. Если бы я дрался ради мести, а уж потом за Итор, это было бы неправильно.
— Я слыхал, что вы, джеидаи, избегаете сильных чувств. Я никогда этого не понимал. Возможно, в другой раз ты мне это объяснишь.
— Попытаюсь.
— Хорошо. Но сейчас я не хочу терять найденный след. Я все равно не понимаю твоих мотивов. И не только твоих: много твоих соотечественников погибло, защищая Итор. Ты сражался за него с самого начала. Что вы защищали — секрет пыльцы, вредившей нашим войскам? Ведь ее, наверное, можно было бы воспроизвести в другом месте.
— Вообще-то нам так и не удалось ее воспроизвести, — сказал Корран. — Нет, мы сражались за Итор, потому что это была одна из красивейших планет галактики, потому что иторианцы — мирный народ, который никогда никому не причинил зла. — Он скрестил руки на груди. — И потому что это была одна из НАШИХ планет.
— Однако лично ты пострадал за попытку его защитить.
Корран напрягся.
— Ты много обо мне знаешь, — заметил он.
— Это известная история, — отвечал Харрар. — Шимрра очень веселился, узнав, как с тобой обошлись. Именно тогда он начал понимать, что лучший способ уничтожить джеидаи — это настроить против
— Ну да, конечно, — пробурчал Корран. — Все, что нужно было сделать Цавонгу Ла — это пообещать больше не уничтожать планеты, если нас отдадут ему для жертвоприношения. Некоторые достаточно испугались, чтобы пойти на это.
— Возможно, причина не только в этом, — предположил Харрар. — Возможно, другие завидуют вам и опасаются вашего могущества. Может быть, некоторые джеидаи злоупотребляют этим могуществом?
«Хитро, — подумал Корран. — Пытается выудить из меня информацию о наших слабых местах».
— Думай, что хочешь. Причина моего осуждения после Итора в том, что наши тогда еще не раскусили вас, ребята. Они не понимали, что вы не собираетесь останавливаться, пока последний из нас не будет мертв или обращен в рабство. Они не могли себе представить, что кто-то вздумает отравить целую планету — планету, которая, как ты сказал, не имела ни военной, ни коммерческой ценности — просто потому, что может это сделать. Они думали, что, наверное, это все потому, что джедаи затеяли драку и разозлили вас. Многие решили, что Итор был уничтожен потому, что я убил Шаи, а не наоборот.
Он вдруг заметил, что говорит на повышенных тонах и с обличительным пафосом в голосе. Надо же, сколько горечи скопилось внутри. Но ведь впервые представился случай поговорить на эту тему с одним из НИХ.
— Вот в чем моя проблема, — сказал Харрар. — Я не могу понять, как народ, который так ценил Итор, может в то же время дорожить такой мерзостью, каковой был Корускант.
Корран фыркнул:
— А я не могу понять, как народ, который якобы «боготворит жизнь», мог уничтожить девственную планету, — отвечал он.
— Ты уже на это указывал. После нашего разговора я задумался над твоими словами. Возможно, ты прав. Здесь может быть противоречие.
— «Может быть»?
Корран посмотрел на лицо йуужань-вонга, решив, что тот над ним глумится. Почти человеческая физиономия сейчас показалась ему более чужой, чем когда-либо.
— Пойми, — сказал Харрар, — всему живому приходит конец. Убийство само по себе не является грехом. Здесь, в этом лесу, животные поедают растения, пожирают друг друга, трупы становятся поживой для растений. Мое беспокойство относительно молодых деревьев, которые ты срубил, было вызвано тем, что планета могла расценить это как нападение со стороны чужестранцев, а вовсе не каким-то внутренним неприятием убийства. Все живые существа когда-нибудь умирают. Умирают и планеты. Но жизнь должна продолжаться. Ваша цивилизация ставит это под угрозу, наша — нет.
— Миры, подобные Корусканту, доказывают, что планета может существовать без лесов и настоящих морей. А если разумные живые существа, обитающие в ее чреве, будет заменены машинами-что-передразнивают-жизнь, которые вы зовете дроидами, цепь замкнется. Машины будут распространяться, не живя. Они заменят жизнь собой. Этого мой народ не может допустить — и не допустит никогда. Чтобы предотвратить это, мы будем сражаться до последнего, даже те «опозоренные», что ныне поднимаются против нас.
— Но…