Последнее прощай
Шрифт:
Как вообще было возможно, чтобы чья-то утрата причиняла такую боль? Не метафорическую, а вполне реальную? Теперь она понимала, что люди имели в виду, говоря о разбитом сердце, потому что знала, каково это, когда оно мучительно ноет от каждого удара.
Свернувшись калачиком на полу гардеробной с прижатой к груди рубашкой Спенсера, Анна совсем потеряла счет времени. В какой-то момент очнувшись, она заморгала, мысленно возвращаясь в реальность. Боль не прошла. Никогда не проходила.
Она добралась до сумки, подняла ее с пола и снова вернулась в гардеробную. Съежившись у стены, достала телефон
Одиннадцать пятьдесят шесть. Почти полночь.
Анна закрыла глаза и попыталась усилием воли заставить время остановиться. Четыре минуты, даже меньше – три с чем-то, оставалось от этого года, прежде чем он тоже пройдет, забирая с собой еще одну частичку Спенсера.
Не помогло. Она снова открыла глаза и обнаружила, что очередная минута успела улизнуть. Впившись глазами в телефон, она вступила во внутреннюю борьбу. Был еще один ритуал. Даже более вредный. Здравой частью своего сознания она это понимала, поэтому запретила себе к нему прибегать. Во всяком случае, пыталась, хоть Габи и казалось, что это не так.
«Отложи телефон, – приказала она себе, – ты обещала, что больше не станешь этого делать, помнишь?» Так плохо ей не было уже несколько месяцев.
Телефон остался в руке. Неспешно, но вполне осознанно она коснулась экрана, открыв меню контактов, а затем столь же неспешно и столь же осознанно добралась до имени Спенсера и нажала «вызов».
Автоответчик еще не успел сработать, а его сообщение – его голос – уже зазвучал у нее в голове: «Эй! Это Спенсер. Я сейчас развлекаюсь без вас, но если вам так хочется оставить свое дурацкое и скучное сообщение, вы знаете, что делать…»
О, как же ей именно этого и хотелось – взять и все ему высказать, но она этого не делала. Этого было недостаточно. Да, она хотела с ним поговорить, но не в пустом, одностороннем разговоре. Она хотела услышать его голос, его настоящий голос, а не эту короткую запись многолетней давности. Ей хотелось, чтобы он ей ответил. И тогда она бы сказала ему то, что должна была сказать тем последним вечером, прежде чем он вышел в магазин, что-то более важное, чем: «Можешь еще захватить молока?»
Ее большой палец завис над кнопкой «завершить вызов». Всякий раз она набирала его номер лишь затем, чтобы услышать его голос. Сообщений она не оставляла, потому что, хоть Габи и говорила ей, что она застряла в прошлом, это было не так. Она не собиралась себя дурачить. Это было лишь его эхо, не больше. Она знала, что не может его вернуть.
Хотя, если уж вконец терять свою гордость, ей хотелось сделать это эффектно. Возможно, к этому ее подтолкнуло высветившееся на часах телефона абсолютное ничто. А может, во всем были виноваты накопившиеся за вечер переживания, которые бушевали, так и норовя вырваться наружу. Кто знает? Анна лишь понимала, что слова, на которые, по ее расчетам, у нее была целая жизнь, комом застряли в горле. И вдруг три из них прорвались. Что ж, обойдемся ими.
– Я тебя люблю… – прошептала она срывающимся от слез голосом.
Воцарилась тишина. Сердце отсчитало один удар. Второй.
И тут последовал ответ:
– Прошу прощения?
Глава 4
Порой пробуждение похоже на плавный выход из легкой, белой туманной дымки. Мгла постепенно рассеивается, и вы чувствуете себя обновленным, готовым встретить утро с ясным взором и мыслями. К несчастью для Анны, новый день начался для нее с чувства заживо погребенной под лавиной. Сон ее был блаженно пуст и снежно-бел, но ощущение такое, будто на грудь водрузили нечто тяжелое, что не давало подняться с кровати, и она не вполне осознавала, что ее окружает. Она лежала, будучи не в состоянии шевелиться, не в состоянии думать. Наконец она собралась с силами и стала выбираться.
Для начала она разомкнула веки. Моргнув пару раз, она почти освоилась, хотя один глаз все же отзывался охотнее другого, и повернулась, попытавшись сосредоточить взгляд на часах. Но на том месте, где она ожидала увидеть цифровой дисплей, теперь оказался древний механический будильник с колокольчиками на коротеньких медных ножках.
Плотные шторы были задернуты и едва пропускали свет, но она сообразила, что окно находится не на своем месте. Оно должно быть справа, а это явно располагалось слева.
Она села в кровати, нахмурилась. И вот – наконец-то – все начало становиться на свои места. Она не в своей спальне, а в комнате для гостей. Она потерла сонные глаза, в животе заурчало.
Боже. Эта ночь… тот звонок.
Она вдруг поняла, что так и не дождалась автоответчика Спенсера. Вместо этого в трубке раздался голос, нарушивший привычную пустоту и тишину.
Услышав его, она тут же швырнула телефон в дальний угол гардеробной, после чего частично ползком, частично на четвереньках ринулась прочь, к противоположной стене, где, прижав колени к груди, затаилась и уставилась на гардеробную, словно ожидая, что оттуда в любую секунду вылетит призрак. Дрожь немного поутихла, она смогла подняться, спотыкаясь, выйти из комнаты, войти в другую, напротив, плюхнуться в эту кровать и, судя по простыням, провалиться в судорожный и беспокойный сон.
После смерти Спенсера какие только странные сны ей не снились. В них они жили обычной жизнью, и все было так реалистично, что, пробуждаясь, она будто вновь возвращалась в те ужасные первые дни после аварии. А потом начинались кошмары…
Но эти сны не всегда были плохими. Порой, в сумерках, на грани бодрствования и сна, она представляла, что он лежит в кровати рядом с ней, теплый, невредимый и живой. Пару раз она могла поклясться, что ощущала на спине его дыхание, легкие прикосновения его рук на своем бедре, но, очнувшись, находила его половину кровати холодной, без единой складки. Она решила списать это на подсознательное отрицание действительности в попытке заполнить зияющую дыру, оставшуюся после его ухода.
Неужели прошлой ночью случилось то же самое? Она ушла с вечеринки расстроенной. А это могло что-нибудь да спровоцировать…
Продолжая обдумывать эту мысль, Анна заворочалась, осознав, что не обратила внимания на время на будильнике. Она повернула голову, чтобы еще раз на него взглянуть.
Одиннадцать тридцать две? Она спрыгнула с кровати.
В полпервого она должна быть на новогоднем ланче с родителями Спенсера, а это – в лучшем случае – сорок пять минут езды до Эпсома. Пора выезжать, и притом немедленно!