Последнее путешествие Клингзора
Шрифт:
– В чем заключается это могущество?
– В том, что оно - “это” могущество. Оно заключается в вас. Оно - ваше и больше ничье, так же, как и ваша смерть. Оно может оказаться и слабостью. Или смертью. Элевсинские Мистерии существовали более двух тысяч лет. И никто из прошедших мистерии не рассказал, что он там делал. Один современный ученый, - Диана рассмеялась, - предположил, что они уединялись там для того, чтобы кушать пирожки в форме женских половых органов. Женский половой орган - это предел мистических медитаций этого достойного профессора.
– А бабки можно получить?
– вдруг встрял Юрген.
– Гы-гы…
– Возьми все, но за все заплати, - ответила Диана с улыбкой.
– Бабки сами за себя платят, - уверенно заметил Юрген.
– Правда твоя, старик, - серьезно сказала Диана.
– Они за все заплатят. Тебе, - она взяла из рук Юргена бутылку и без церемоний приложилась к горлышку. А потом продолжила.
– Вход - это не чисто географическая точка. Он начинает существовать тогда, когда ваше определенным образом настроенное сознание соприкасается с определенным местом. Текст начинает существовать, когда с ним соприкасается сознание читающего текст. Без сознания читающего это просто куча грязной бумаги. Но вы не прочтете текст, не зная языка, на котором он написан. То есть, в сознании должно присутствовать знание. А знание невозможн6о без намерения знать, то есть без настройки сознания. Или по-другому говоря, ритуала. Ничто в физическом мире не является чисто физическим. И ничто в духовном мире не является чисто духовным. И тот и другой встречаются в сознании человека. Человек сам по себе есть дверь. Но это - запертая дверь. Мистерия входа в Дом Белой Богини распечатывает его. И он сам для себя становится входом. В любое время и в любом месте. Теперь он - дваждырожденный. Он - двуликий Янус. Он видит Реальность в двух ее проявлениях. Теперь для него нет ни жизни, ни смерти. Он навсегда проснулся.
– В чем выгода такого положения?
– спросил он.
– Нет никакой выгоды. Выгода - это предпочтение чего-то перед чем-то: богатства перед бедностью, добра перед злом, жизни перед смертью Дваждырожденному - все равно. Ему - равно все. Нет предпочтений, нет выгоды.
– Но что же у него есть?
– Целостность. Это та точка, из которой начинается эволюция к Богу, сущему в нем. Человек больше не слепой червь, спящий в коконе, он осуществил метаморфоз. Он вышел из кокона. Теперь он существо о двух крыльях. Ангел. Это та стадия, которой так боялся старик Иегова, когда заявил: “Вот Адам стал как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от Древа Жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно”.
– Со времен прародителей, - заметил он недоверчиво, - человек знает добро и зло. За то и был изгнан из рая.
– Ничуть не бывало, - возразила Диана.
– Он не знает ни добра, ни зла. У него нет точки опоры, которая дает способность к различению. Человек видит добро, как нечто противоположное злу, а зло, как нечто противоположное добру. Как отношение, а не как два раздельных, подобно двум сторонам медали, но фундаментально единых факта. Поэтому и знание его относительно. Он висит в пустоте меж двух зеркал, его знание о добре и зле - отражение отражений, фикция. И он становится подобен псу, лижущему пилу. Питаться своей кровью, пожирая самого себя во тьме невежества и скрежете зубов - это и есть ад.
– Как избавиться от невежества?
– Обрести точку опоры. Во зле или в добре. Познавший одно знает и другое. Как середина медали знает обе свои стороны, являясь обеими.
– Ваши конкретные метафоры неприменимы к абстрактным понятиям добра и зла.
– Добро и зло - это очень конкретные вещи. Зло - это темная сторона человека. О которой он почти не осведомлен, но которая управляет светлой стороной. Светлая сторона - это сознание, о котором человек знает почти все, кроме того, как оно управляется темной стороной. Обрести опору в свете, значит полностью исключить влияние темной стороны. А это невозможно. Потому что оттуда, из тьмы свет черпает энергию, чтобы быть. Темная сторона - это ворота в Хаос, в дикие энергии Вселенной, в чистое, незамутненное Зло. Светлая сторона формирует Космос по своему образу и подобию, она - организатор Добра. Хаос и Космос - равноправны, как корень и цветок, до тех пор, пока связаны стеблем своего единого существования. Но цветок черпает жизнь из корня, а не наоборот. Добро всегда относительно, а Зло - фундаментально. Добро не может быть абсолютным, оно всегда чье-то, поскольку оно - результат частного сознания: моего, вашего, его. Зло - бессознательно, всеобще и абсолютно. Оно не является результатом. Оно - причина всех результатов. В том числе и всех частных форм Добра.
– Значит, укорениться во Зле - это стать принципиальным садистом? Убийцей? Черным магом?
– Ничего подобного это не значит. Вы можете оставаться милейшим и тишайшим человеком. Укорениться во Зле, значит признать равноправие корня и цветка на все время их совместного существования. Потому, что в качестве Человека Преходящего вы и есть стебель, их соединяющий. Но у вас есть выбор. Вы можете укорениться в Добре. Вы не можете отсечь себя от энергий темной стороны. Потому, что это означает смерть. Но вы можете их сознательно игнорировать, укоренившись в сознании. Это намного здоровее, чем бессознательно метаться меж двух полюсов.
– И что будет тогда?
– Вы будете абсолютным эгоистом, очень счастливым человеком. Как счастлива собака, которую хорошо кормят. Как счастлива трава в лучах солнца. Какое ей дело до корней? Но если корм закончится, а солнце зайдет, вы будете драться за кусок мяса и место под солнцем, как животное. Потому что Добро - относительно и преходяще. Оно заканчивается вместе с куском мяса. Добрый человек - это сытая собака, дремлющая на солнце.
– Я не хочу так.
– Вы так не хотите. Поэтому вы - тот, кто вы есть и там, где вы есть. Вы - результат вашего отказа. Вы сделали свой выбор. Вы ушли во тьму от теплых человеческих огней. Так примите ответственность, хозяина больше нет.
– Это все мутня, - авторитетно выступил Юрген, которому удалось выдержать весь коллоквиум только благодаря тому, что было чем заняться – бутылкой.
– Инга тоже говорила что-то такое, только попроще. Она прямо говорила, что “бабы” выводят на что-то ценное. И мы с ней три года лазили по степи и искали. И нашли кое-что. А это кое-что может и на миллион долларов потянет, понятно? И мои руки остались при мне, - Юрген вызывающе посмотрел на Диану. В мудрости своей он пропустил большую часть лекции мимо ушей и теперь ориентировался только на вводную часть, где говорилось о сокровищах и об отрывании рук.
– Не тяни, Юрген, - сказал он.
– Ты же не ради “баб” нас сюда привел?
– Да я не тяну!
– возмутился Юрген.
– Сейчас покажу, поехали. Это она, - он кивнул на Диану, - отвлекла.
И уже спускаясь с холма, пробормотал:
– Везде тут эти бабы…
Они проехали еще несколько километров, петляя между холмов, и остановились в неприметной лощинке - не ровное место, но еще и не овраг, так, что-то среднее. Из пологих ее склонов торчали выходы сланца. Юрген взял лопату и подошел к каменной осыпи. Сначала он разбросал в стороны камни, потом начал копать. На этот раз то, что там было упрятано, было упрятано глубоко, и Юрген основательно вспотел, прежде чем выволок из ямы помятый дюралевый ящик с двумя откидными замками, на котором еще сохранились следы защитной краски.
– Вот, - сказал он, кладя руку на ящик и вытирая пот с лица грязным рукавом банного халата.
– Сначала мы вышли на самолет. В самолете нашли этот ящик. И, - он ухмыльнулся и быстро потер нос, - и я тебе не все сказал, старик. В нем была форма, да. Но в форму была завернута вот эта штука, - он отбросил замки и извлек из ящика длинный предмет, обернутый в темную ткань.
Когда упали многослойные покровы, в руках его оказалось скульптурное изображение женщины, около полуметра высотой, которое он торжественно, как на алтарь, установил на крышку ящика. На первый взгляд казалось, что оно изготовлено из мрамора, очень старого. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это слоновая кость. Что было весьма удивительно, поскольку у основания скульптура имела не менее тридцати сантиметров в диаметре. Женщина была облачена в длинную, греческую или египетскую, столу. Руки ее с раскрытыми ладонями были согнуты в локтях и разведены вперед и в стороны на уровне груди. Грудь была полностью скрыта под странным украшением, напоминающим широкую виноградную гроздь, однако, масштаб “виноградин” вызывал ассоциации, скорее, с женскими грудями. Лицо ее было отрешенным, голову венчала тиара из трех колец, заплетенных в косу волос, а маленькие ноги с высоким подъемом были босы.