Последнее танго в Бруклине
Шрифт:
Она неторопливо прошла к постели, потом улеглась, почти к нему не прикасаясь.
Сердце его отчаянно стучало, Бен повернулся к ней, нашел ее губы, жадно потянувшиеся к его губам. Они целовались с упоением, взасос, пуская в ход язык, и все им было мало.
В темноте его дрожащие от возбуждения руки ласкали ее гладкую кожу, пальцами он прочертил на ней линии, следуя изгибам тела. И все это богатство вот сейчас станет его собственностью?
Словно отвечая на этот несмелый вопрос, она повернулась и легла на него сверху. Поднялась на локтях, нежно лаская грудью
Теперь она стояла над ним, упершись в постель коленями, и Бен совсем потерял голову. Какое дивное чувство, когда все делает женщина! А ведь с самой юности всегда и всем распоряжался он сам, но сейчас ему доставляло наслаждение следовать велениям ее тела.
Она нащупала пальцами его член, жестко упиравшийся ей в живот, и ввела в себя. Что-то горячее, влажное, ждущее его прикосновений. Да, именно его прикосновений!
Когда они кончили, она нежно его поцеловала в губы, потом в глаза и провела языком по лбу, по скулам – воздушные, еле ощутимые ласки перед уходом.
Все это время они не произнесли ни слова, и только в секунду высшего торжества ему почудилось, что она шепчет: «Медленно, медленно…»
Наутро Эллен еще спала, когда Бен вышел из квартиры, нарочно сделав это пораньше, чтобы не встречаться с нею. Он знал, им обоим будет неловко. И что он ей скажет?
Поблагодарит? «Эллен, дорогая, я был уверен, что он уже никогда не встанет, а вы это сделали, спасибо вам большое», – так, что ли? Как же, она, чего доброго, решит, что он теперь от нее будет требовать того же самого каждую ночь.
Извинится? «Эллен, простите, пожалуйста, больше это никогда не повторится. Сам не пойму, как это я потерял вчера голову». Но послушай, она ведь тоже этого хотела. Ведь она сама к нему пришла…
В общем, ясно лишь одно: прежние отношения между ними продолжаться не могут, потому что нельзя сделать вид, будто ничего этой ночью не произошло. Да и вообще, давно уже ему пора съехать. Они ведь поначалу договаривались о жилье только на два месяца, а какое там.
Вечером, вернувшись из своего зала, он нашел ее на кухне, где она пила растворимый кофе. «Привет, Бен», – с радостью взглянув на него, сказала она.
– Ну, как день прошел? – не придумав ничего лучшего, поинтересовался он, решив, что пусть она сама заговорит или не заговорит про вчерашнее.
Но она и словом про это не обмолвилась. Трещала без умолку про разные новости в больнице, про то, что Голди опять с мужем разругалась… Да, а сестре Кларите нынче приснился дельфин, и на нем верхом разъезжал по водам ангел…
– Эти монашки все психованные, – буркнул Бен, слишком озадаченный, чтобы поддерживать разговор. А она вроде бы в превосходном настроении, шутит, несет всякую чепуху. Бен попробовал что-то прочитать в ее глазах, но ничего не вышло. Как будто и правда вчера была ночь как ночь Может, ему все только приснилось?
Ну, что он мучается, надо просто поговорить и с этим покончить.
– Э-э-э… Эллен.
– Да, Бен?
– Сам не пойму, что это на меня вчера накатило. – Он решил, что всего лучше будет покаяться. Раз он во всем признает виновным себя, она, во всяком случае, не устроит ему сцену. – Короче, прошу меня извинить.
– За что, Бен?
– Ну… в общем… в общем, я не имел права.
– О чем это?
– То есть, я чувствую, что сильно виноват.
– Абсолютно не понимаю. Ведь, раз уж на то пошло, это я пришла к вам, а не наоборот.
С этим не поспоришь.
– Знаю, и все-таки…
– Все-таки, что?
– Понимаете, у меня вот такое чувство… – слова находились с трудом, да и вообще он не ожидал, что она так вот отреагирует. – Ну, что вы просто решили снисхождение ко мне проявить. Я вроде как вас немножко опекаю, вот вы и…
Эллен смотрела на него с недоумением.
– То есть вы решили, что я отдалась вам из благодарности, так?
– Да нет, что вы… просто…
– Очень признательна! – взорвалась она, наконец. – Ну и дура же я, чуть не на крыльях летаю из-за того, что у нас ночью было, а мне объясняют, что ничего и не было, оказывается, так, простые любезности.
От изумления Бен потерял дар речи. Просто смотрел, как она в негодовании металась по кухне, потом выбежала прочь. С силой захлопнула дверь в свою спальню.
Так, и что же ему делать? Бен кинулся было за нею в прихожую, но остановился. Из-под двери доносились приглушенные звуки: что-то полетело на пол, мощным потоком хлынула вода, это она на полную мощность отвернула краны в ванной.
Ну и мудак, просто из мудаков мудак! Спрашивается, зачем он своими руками все взял и испортил? Он что, не понимает, что вчера ночью случилось такое, что останется среди самых счастливых событий его жизни? Вот она тоже ведь сказала «как на крыльях летаю». И значит, никаких тягостных чувств у нее и в помине не было.
Он тоже пошел в ванную, постоял перед зеркалом, ополоснулся ледяной водой и, не вытираясь, смотрел, как по щекам бегут капли, стекая в раковину. А ведь он еще ничего на вид, действительно, ничего, правда, пару морщин надо бы убрать, но чувствуется, что человеку этому жизнь пока не в тягость и усталости нет или он умеет с ней бороться. Какие тягости? После вчерашнего он уже точно знает, что об усталости ему говорить рано. Ну как такое не отпраздновать!
Он глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, вышел из своей комнаты. Эллен была на кухне, жевала свой бутерброд с маслом, – всегда так делает, чтобы его подразнить.
Он уселся напротив и начал намазывать маслом какую-то корочку.
Уголки ее губ как будто иронически скривились, но она молчала.
Бен откусил краешек.
– Надо же, а ничего. И вообще я, как видно, во многом заблуждаюсь.
– Поосторожнее. Не то еще понравится по-настоящему. Она докончила свой бутерброд, взялась за чашку с намерением осушить ее залпом.
– Вот вчера ночью мне действительно понравилось, по-настоящему… Да у меня… у меня за всю жизнь другой такой ночи, может, не было.