Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
А Герасименко устроил ему командировку.
– Ну, смотри!
– сказал он тоном, который теперь почему-то не коробил Кузьмина.- Я тебя к своей учительнице посылаю. Других таких людей не бывает. Задание у тебя одно: помоги ей, чем можешь. Если понравится, останься, поработай. И вообще приглядись: дело там делают или так...
И Кузьмин поехал к Коломенской в маленький город, в центр России.
8
В город поезд пришел днем. Прелестная русская речь и степенность поразили Кузьмина еще на вокзале:
Ветеринарный институт стоял на краю старого города, открываясь своими фермами в поля. С боем прорвавшись через проходную, Кузьмин долго искал административный корпус и заплутался. С чемоданом, оттягивающим руку, он одиноко бродил между невысоких построек, сильно напоминавших ему только что покинутую экспериментальную базу лаборатории Герасименко. В пижонские полуботинки набился снег, потому что на многих дорожках и следов-то не было. У одних двустворчатых ворот были свежие крупные собачьи следы. Не волки ли, подумал он. Ему захотелось подурачиться, и, подойдя к воротам вплотную, он подвыл. И долго стоял, принюхиваясь к живому теплу.
Чистенький двухэтажный корпус лаборатории прижимался к самому забору. На площадке второго этажа разлетевшийся Кузьмин чуть не сбил двух женщин. Бормоча извинения он ринулся к двери и стал дергать ее, запертую.
"Вы к кому?" - спросила его пожилая женщина в длинном синем халате поверх душегрейки. Он сказал. "Это я. Сейчас у нас обеденный перерыв, и вы нас застали просто случайно",- ответила Коломенская. Кузьмин вглядывался в ее грустное узкое лицо, ему показалось, что он видел ее раньше.
Представив директору (они нашли его в телятнике, инспектирующим маленькое суетливое стадо), Коломенская вновь привела Кузьмина в лабораторию. Его посадили пить чай, накормили жареной картошкой с салом, показали ему пабораторию - довольно слабо оснащенную, познакомили с сотрудниками. В четыре часа помощница Коломенской, Любочка, отвела его - через дырку в заборе - во флигеле-чек на усадьбе злой институтской вахтерши - он оставил там чемодан,- а потом в столозую камвольной фабрики: показала Кузьмина гардеробщику и смешливым девчонкам на раздаче. С этого дня быт Кузьмина устроился.
Имея несколько дней перед командировкой, Кузьмин, добросовестно попытался познакомиться с работами Коломенской, но, обшарив весь авторский отдел в медицинской библиотеке, не нашел ни одной ее статьи. Немного озадаченный и готовый выступить в любой роли, Кузьмин привез сюда оттиски своих статей, он вручил их Коломенской вместе с личным письмом Герасименко.
– Какие чудесные вещи вы проделываете,- сказала ему Коломенская через два дня, возвращая оттиски.- Может быть, вы нас подучите? Нам надо максимально возбудить клетку, подготовить ее к удару.
В ученицы Кузьмину дали тихую светлолицую Любочку, старшего лаборанта - чуть медлительную девушку, прячущуюся в синий халатик. Как сурово он обращался с ней! В его терпеливости
Здесь, в средней полосе, начиналась тихая снежная зима: иногда по утрам Кузьмин пыхтел, отворяя наружную дверь, приваленную пушистым ночным снегом. По воскресеньям с утра он колол на всю неделю дрова, потом мылся в хозяйкиной баньке, стоявшей над оврагом среди высоких голоствольных сосен. На задах усадьбы забор был повален, и она, переходя в овражистый лес, казалось, продолжалась до самого горизонта. С этой стороны и заходили тугие снежные тучи, заравнивающие овраг и ключ на его дне.
После бани, начистившись, Кузьмин отправлялся на обед к Коломенской. В просторном ее доме он с удобствами располагался около книжного шкафа и, беря наугад книги, успевал проглотить несколько страниц прозы, а чаще стихов.
Вернувшись от Коломенской, он опять шел в баню- стирать. Первое время он щеголял в своих модных нейлоновых рубашках, но потом, главным образом из-за холода во всем лабораторном корпусе, перелез в свитеры. К Коломенской же он всегда являлся при галстуке.
В декабре, накануне годовщины смерти Крестны, он получил поздравительную телеграмму от родителей и, еще не понимая, к чему она, пришел в лабораторию. Из заказного письма (переслал Герасименко) выпала открытка: ВАК утвердил его в звании кандидата наук. Он обрадовался.
– Это такой важный этап!
– сказала Коломенская, когда вино было разлито в лабораторные стаканчики и тигли.- Всегда трудно найти подходящие слова, если хочешь быть искренним, поэтому я повторю стихи: "Я пью за здоровье не многих, не многих, но верных друзей, друзей неуклончиво-строгих в соблазнах изменчивых дней..." '. Дорогой Андрей Васильевич! Вы работаете у нас недавно, но мы уже полюбили вас за умение работать, быть неуклончиво строгим. За ваши успехи!
С Кузьминым чокались, торжественно пожимали ему руку, а Любочка отлучилась куда-то на минутку, а потом под аплодисменты вручила ему роскошную ручку с золотым пером. Он благодарил их ?сех и кланялся, а они все хлопали, пока он не догадался поцеловать ужасно смущенную Любочку.
Он обучил Любочку своим методикам и теперь только краем глаза следил за тем, как она работает.
После Нового года (он благостно отпраздновал его у Любочки, кроме него, в гостях была еще Коломенская) он беззастенчиво сунул нос в, соседние комнаты, где работали ребята-аспиранты - милые солидные парни, поначалу потешавшие его своей сугубой основательностью. С московской легкостью он перешел с ними на "ты" и стал поглядывать на их пробирки.