Последние сто дней рейха

Толанд Джон

В Реймсе Смит убедил Эйзенхауэра отдохнуть некоторое время, иначе у него будет нервное расстройство, и Верховный главнокомандующий, вылетел на короткий отдых в Канны.

С самого начала послы Гарриман и Кларк Керр информировали Молотова об операции «Санрайз», и с самого начала нарком иностранных дел настойчиво требовал, чтобы русский офицер сопровождал Лемницера и Эйри в Швейцарию. Однако Гарриман посоветовал госдепартаменту не делать этого, как не сделали бы этого русские, проходи такая операция на востоке.

Уступка Запада стала бы рассматриваться как знак слабости и повод для еще более необоснованных требований в будущем. С таким мнением согласились, и 19 марта произошла историческая встреча, но без

советского участия.

Два дня спустя Черчилль попросил Идена проинформировать русских о результатах, достигнутых в Асконе. Реакция была молниеносной и резкой. В пределах нескольких часов Молотов вручил Кларку Керру ответ, изложенный в далеко не дипломатических выражениях. Раздражение Молотова было явно связано с угрозой интересам Советского Союза в северной Италии. Молотов обвинил союзников в пособничестве немцам "за спиной Советского Союза, который несет основное бремя войны против Германии", и назвал ситуацию "не недоразумением, а чем-то еще хуже".

Гарриман получил схожее по смыслу письмо, которое он переправил в Вашингтон. В течение нескольких недель он просил Рузвельта предпринять твердые шаги против Советов и надеялся, что решительный, если не сказать злобный, русский наконец заставит президента действовать. Гарриман написал, что полное раздражения письмо советского руководства доказывает, что советские лидеры в корне изменили свою тактику после соглашений, достигнутых в Ялте. Я полагаю, что надменный язык письма Молотова открыто говорит о высокомерии по отношению к США, о котором раньше можно было только догадываться. По моему мнению, рано или поздно подобное отношение станет для нас неприемлемым.

Я, таким образом, рекомендую учитывать реальные обстоятельства, придерживаясь благоразумной и выдержанной позиции, занятой нами, и твердо, но по-дружески заявить об этом советскому правительству.

В частном порядке Гарриман не мог понять, почему Сталин "пошел на соглашения в Ялте, если уже тогда собирался нарушать их". Он чувствовал, что "маршал первоначально, может, и собирался сдержать обещания, но потом передумал по различным причинам. Во-первых, некоторые члены Центрального Комитета коммунистической партии критиковали Сталина за то, что тот сделал на конференции много уступок. Во-вторых, Сталин становился все более и более подозрительным ко всем и вся; когда американцы нелегально вывезли из России несколько советских граждан, то Сталин заклеймил это как часть официального заговора США. В-третьих, что самое главное, Сталин в Ялте убежденно верил, что народы Восточной Европы и Балкан будут встречать Красную Армию как освободительницу. Теперь же стало очевидным: при помощи поляков в Люблине в свободных выборах Польша Сталину не отойдет, а на Балканах Советский Союз в большей степени считали завоевателем, а не освободителем.

Каковы бы ни были причины, Сталин решил не соблюдать договоренностей, достигнутых в Ялте. Для него это было простым делом. Он однажды сказал Гарриману в связи с другой ситуацией, что никогда не нарушает слова, а просто принимает другое решение.

Еще одним фактором, который способствовал тому, что Сталин резко изменил свою точку зрения, было высказывание Рузвельта в Ялте о том, что США выведут как можно скорее свои войска из Европы. Это, вероятно, стало самой большой ошибкой союзников на конференции, поскольку Сталин мог и реально отвергал все последующие протесты американцев, включая личные просьбы президента.

Глава 14

В междуречье

К 22 марта Великая Германия Гитлера оказалась зажата между двух рек: Одером и Рейном. И с запада, и с востока враги рейха готовились к победному массированному наступлению, которое — в этом никто не сомневался — должно было принести окончательную победу. Наступление Монтгомери через Рейн планировалось начать на следующий день и в отличие от рискованных предприятий американцев разрабатывалось до последних деталей. Все было расставлено по местам, и каждому подразделению была досконально известна выполняемая задача.

Когда в штабе фельдмаршала начали разрабатывать план операции в конце января, предполагалось, что 2-я британская армия под командованием генерал-лейтенанта М. Демпси возьмет на себя основное бремя наступления, форсировав Рейн к северу от Везеля, стратегически важного города в тридцати километрах от Дюссельдорфа. Из 9-й армии Симпсона в наступлении принимал участие только 19-й корпус — да и тому предстояло выполнять вспомогательные задачи: поддержка главного наступления с форсированием реки у населенного пункта Рейнберг, в нескольких километрах южнее Везеля, а также наведение мостов тактического значения.

Когда Симпсон получил данную директиву, то изумился — его солдатам отводилась всего лишь роль мостостроителей! Более того, их подчиняли Демпси, а не ему! Симпсон пожаловался Монтгомери, и тот в конечном итоге согласился сохранить 19-й корпус под его командованием. 4 марта, за три дня до захвата моста в Ремагене, этот корпус неожиданно прорвал немецкую оборону и вышел к Рейну раньше намеченного срока. Командир корпуса генерал Раймонд Маклейн позвонил Симпсону и сообщил ему потрясающую новость, что он нашел "прекрасное место для форсирования Рейна" к северу от Дюссельдорфа, к тому же хорошо скрытое лесом. Если бы Симпсон подчинялся Брэдли, а не Монтгомери, то вначале совершил бы прорыв, а уже затем доложил об этом командующему группой армии. Но он знал, что Эйзенхауэр захочет, чтобы он прорвался через каналы, и поэтому поехал к Монтгомери и попросил разрешения на импровизированное форсирование Рейна, сделав упор на том, что немцы ошеломлены стремительным наступлением и не успели еще подготовить линию обороны на восточном берегу.

Даже не глядя на карту, подготовленную Симпсоном, Монтгомери сказал: "Вы можете использовать не более одной дивизии. Там нет места для развертывания сил. Я хочу придерживаться своего плана". Он добавил, что только строгое соблюдение графика может обеспечить успех операции.

Паттон и другие американские офицеры чувствовали, что Симпсона специально сдерживают с тем, чтобы британцам досталась честь первыми начать форсирование Рейна. Однако Симпсон, которого данный вопрос касался больше всего, считал фельдмаршала профессиональным солдатом, решения которого не зависят от национального престижа. Монтгомери просто-напросто хотел, чтобы операция прошла чисто, без каких-либо импровизаций и изменений, которые могли нарушить ход главного плана.

И тем не менее Монтгомери решил подстраховаться и внес в первоначальный план дополнение — он приказал выбросить десант на другую сторону Рейна в составе двух воздушно-десантных дивизий. Эту операцию назвали «Университет», и целью ее было "сломать оборону противника на Рейне и в секторе Везеля… Это была первая десантная операция союзников, проведенная в дневное время через несколько часов после ночного форсирования реки пехотой.

Для выполнения этой задачи генерал-майор М. Риджуэй выбрал 6-ю британскую воздушно-десантную дивизию и 17-ю воздушно-десантную дивизию США, которые входили в состав 18-го воздушно-десантного корпуса. Британские десантники были ветеранами высадки в Нормандии, но для американцев это было первое участие в подобной операции, хотя в Арденнах они сражались в качестве пехотинцев. 22 марта обе дивизии погрузились в самолеты: британцы в Восточной Англии, а американцы недалеко от Парижа. Аэродромы и место погрузки были огорожены колючей проволокой и охранялись часовыми и патрулями. Если бы информация об операции просочилась, то ее провал был бы неизбежен.