Последние сто дней рейха

Толанд Джон

Однако Хейнрици сказал, что ему нужно быть в штабе группы армий. "Меня должны проинформировать о состоянии дел. Я совершенно не владею ситуацией. Мой доклад будет простой формальностью, а я потеряю половину дня".

Гудериан вздохнул. Прагматичный ход мыслей Хейнрици был бы с удовлетворением встречен в рейхсканцелярии. "Я передам Гитлеру, что вы вникаете в курс дела", — сказал он.

Хейнрици выехал в штаб группы армий «Висла», расположившийся рядом с Пренцлау, в ста пятидесяти километрах от Берлина. Наступали сумерки, когда он вошел на командный пункт Гиммлера, одноэтажный деревянный дом, и полчаса спустя все еще ожидал, когда его примет рейхсфюрер. Наконец он не выдержал и потребовал, чтобы его немедленно приняли. Хейнрици

провели в большую комнату, просто, но со вкусом обставленную. Прямо напротив двери висела огромная фотография Гитлера. Это была первая встреча Хейнрици с Гиммлером. Гиммлер в знак вежливости встал из-за стола. "Я приехал сюда, чтобы занять ваше место главнокомандующего группой армий, — доложил Хейнрици.

Гиммлер протянул руку для рукопожатия. Она была мягкой, как рука ребенка.

"Я объясню вам, в каких великих битвах мы приняли участие, — начал рейхсфюрер. — Сейчас придет стенограф и принесут карты". Гиммлер вызвал генерала Эберхарда Кинзеля, который был начальником штаба де-факто, и полковника Ганса-Георга Айсмана, являвшегося де-факто офицером по оперативным вопросам.

Гиммлер начал рассказывать о своих свершениях, но так увлекся деталями, что в конечном итоге потерял главную мысль. Кинзель в смущении встал и сказал, что у него есть срочная работа. Затем Айсман тоже извинился и вышел. Становившуюся все более неловкой ситуацию разрядил зазвонивший телефон. Гиммлер несколько секунд слушал и затем молча передал трубку Хейнрици, до которого донесся голос Буссе: "Русские прорвались и расширили плацдарм южнее Кюстрина".

Хейнрици вопросительно посмотрел на Гиммлера, который, пожав плечами, заметил: "Вы теперь новый командующий группой армий. Отдайте соответствующие приказы".

— Ваши предложения? — спросил Хейнрици Буссе.

— Я хотел бы как можно скорее контратаковать, чтобы стабилизировать обстановку вокруг Кюстрина.

– . Хорошо. Как только у меня появится возможность, мы встретимся и вместе изучим обстановку на фронте.

Хейнрици повесил трубку, и Гиммлер сказал:

— Я хочу сказать вам что-то личное. Заговорщическим тоном, который показался Хейнрици странным, он сказал:

— Садитесь рядом на диван.

Вслед за этим рейхсфюрер рассказал о попытках контактов с Западом.

Хейнрици сразу вспомнил недавнее завуалированное замечание Гудериана и сказал:

— Хорошо, но какими мы располагаем средствами и как мы свяжемся с Западом?

— Через одну нейтральную державу, — загадочно II сказал Гиммлер. Он нервно огляделся вокруг и взял с Хейнрици обещание не разглашать эту тайну.

На следующее утро Хейнрици выехал с инспекционной поездкой в расположение 3-й танковой армии Мантейфеля. Между линией обороны Мантейфеля и Одером находился район болот, где наступление русских было маловероятным. Затем главнокомандующий поехал в район Франкфурта, в боевые порядки 9-й армии. Здесь командовал Буссе, бывший начальник штаба Манштейна. Это был способный человек, надежный и спокойный в любой ситуации — качества, которые в скором времени могли понадобиться, поскольку, по мнению Хейнрици, именно в этом районе Жуков планировал наступление. К сумеркам Хейнрици не только определил возможный район наступления русских, который он ограничил сорокакилометровой зоной к западу от Франкфурта и Кюстрина, но и продумал тактику обороны. Основная линия ее должна была 1 проходить в пятнадцати километрах к западу от Одера на небольшом хребте, тянувшемся параллельно реке. За этим хребтом до самого Берлина не имелось никаких естественных преград, которые можно было бы использовать для обороны.

Хейнрици издал свой первый приказ: он перебросил все дивизии, ранее находившиеся в Померании, включая 25-ю танковую, 10-ю танковую СС, Гренадерскую и 9-ю парашютно-десантную дивизии, в критический район за Франкфурт и Кюстрин. Его второй приказ не имел ничего общего с передвижением войск: он приказал спустить воду из водохранилища, находившегося в 300 километрах к юго-востоку и питавшего Одер. Это позволяло на полметра поднять уровень воды на пятнадцатикилометровом участке между рекой и гребнем Зееловских высот.

Гитлер был уверен, что имевшаяся линия обороны может сдержать наступление русских, но у некоторых генералов из его окружения подобный оптимизм отсутствовал, и они начали готовить т. н. Альпийскую крепость, укрепления в Альпах, где национал-социализм собирался дать свой финальный вагнеровский бой. По странному стечению обстоятельств эта идея возникла первоначально в умах американцев. Осенью 1944 года до офиса Даллеса в Швейцарии дошли слухи о том, что Германия готовит неприступную оборонительную систему в Австрийских Альпах. Об этих слухах доложили в Вашингтон, и это вызвало такие опасения, что новость просочилась в прессу. Геббельс обрадовался результатам действий своей пропаганды, и очень скоро в европейской прессе стали писать о "неприступной альпийской крепости".

Страхи союзников были преувеличены, поскольку никакого оборонительного строительства еще и не начиналось. Никого даже не назначили ответственным за организацию обороны. Неофициально, однако, несколько очень известных немецких деятелей уже разрабатывали определенные планы. Одним из них был Кальтенбруннер, который благодаря Гиммлеру обладал огромной властью. В середине марта Кальтенбруннер вызвал Вильгельма Хеттля в свой новый штаб в Альт-Аузее, в Австрии. Бывший в прошлом историком, Хеттль как-то привлекался к участию в операции «Бернхард», массовом печатании английских фунтов стерлингов. Кальтенбруннеру было известно, что Хеттль часто выезжал в Швейцарию, и он спросил его, действительно ли союзники боятся, что немцы будут сражаться насмерть в "Альпийской крепости". Когда Хеттль дал утвердительный ответ, то Кальтенбруннер сказал, что этот страх можно использовать с целью выторговать "негласное и гласное разрешение" немцам продолжать войну с русскими даже после заключения Мира с Западом. Хеттль ответил, что одного страха недостаточно, поскольку союзники в конечном итоге могут узнать, что на самом деле в Альпах ничего нет. Кальтенбруннер улыбнулся, позвонил в колокольчик и послал за доктором Майндлем, главой "Штейр Верке", самого крупного завода по производству боеприпасов в Австрии.

"Я могу гарантировать поставку небольшого количества оружия из наших подземных заводов в горах к 1 мая", — сказал Майндль. Кальтенбруннер назвал еще несколько промышленников, которые также были готовы сотрудничать, и сообщил, что операция «Бернхард» теперь осуществляется в Австрии и с ее помощью можно финансировать строительство укреплений в Альпах. 160 экспертов в Заксенхаузене и их оборудование для печатания фальшивых денег было перевезено в Австрию, в окрестности города Линца — родины фюрера.

Теперь требовалось только одно: получить разрешение Гитлера продолжать битву на юге, если Германия окажется разделенной на две части. 23 марта Кальтенбруннер выехал в Берлин для получения одобрения. Он ожидал, на самом деле даже надеялся, что Гитлер будет озабочен грядущим военным поражением и в этой связи даст свое разрешение и поддержит такую отчаянную меру, как строительство оборонительных укреплений в Альпах.

Кальтенбруннер вошел в кабинет Гитлера и застал его склонившимся над большим макетом Линца. При виде своего земляка-австрийца взгляд фюрера потеплел, он стал рассказывать, что собирается полностью реконструировать город, который должен будет стать столицей Центральной Европы.

Кальтенбруннер пробормотал что-то нечленораздельное и принялся слушать объяснения Гитлера о совершенно новом Линце. Вдруг Гитлер остановился и сказал с легкой улыбкой на лице: "Кальтенбруннер, я прекрасно знаю, что вы хотите мне сказать, но поверьте, если бы я не был уверен в том, что с вашей помощью построю Линц таким, как он выглядит на этом макете, то я прямо сегодня разнесу себе голову. Вы должны верить. Я знаю способ, и у меня есть средства довести войну до победного конца".