Последний барьер
Шрифт:
— Это верно, — согласился комбинатор. — Мерлин всегда заметает следы на совесть. И если бы я бросился за вами в погоню, вы с высокой вероятностью от меня улизнули бы. К счастью, гнаться за вами с пеной у рта было совершенно необязательно. Тут все на порядок проще: я знал конечную цель вашего маршрута и имел в запасе уйму времени, чтобы подготовиться к нашей встрече.
— Знал конечную цель? — переспросил я. Удивляться подобной осведомленности Ведомства было, конечно, глупо. И все равно ответ Трюфеля меня немало удивил. Как он вычислил наши планы, о которых мы совершенно точно не болтали лишнего? Нигде и никогда. Разве только их выдал «жженый» посредник, через которого Динара связывалась на Обочине с Семеном. Но закрытый клуб «жженых» сталкеров, куда на правах почетного члена входил Мерлин, это вам не политическая
— Не ломай голову, Мангуст, ища того, кто вас предал, — порекомендовал комбинатор. — Все намного проще, чем ты думаешь. Вы идете по следу Талермана, а я — по следу тех, кто спонсирует его амбициозный проект. И когда месяц назад в Новосибирске наши с вами поиски неожиданно пересеклись — пусть вы об этом и не подозревали, — просчитать ваши дальнейшие ходы было уже просто. Мои люди заметили вас на Обочине, мои люди отследили ваше прибытие в Москву… К тому же я имею доступ к отчетам «Светоча» о том, что стряслось с его Новосибирской экспедицией, о вашем побеге и о разгроме посланного за вами в погоню отряда. За последние недели я собрал уйму познавательной информации. Правда, в «Светоче» до сих пор гадают, кто стоит за гибелью его людей, а я знаю это совершенно точно.
— И кто же оплачивает Талерману его безумные эксперименты? — не удержался от вопроса я.
— Давай поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас идем уведем с берега твоих товарищей, пока они не решили, что ты утонул, и не начали тебя искать. Это только кажется, что здесь, вблизи Городища, так спокойно. В действительности стоит только привлечь к себе внимание стерегущих его ботов, тут такое начнется…
Я предполагал, что при виде Трюфеля меньше всего удивится знаток Ведомственных тайн и иерархии, а также инициатор этой встречи — Пожарский. Но едва он воочию узрел перед собой живого комбинатора, как глаза Семена тут же полезли на лоб. Он даже был вынужден придержать свои очки, дабы те не слетели у него с носа, и привстал с камня, на котором сидел, переводя дыхание после переправы. Жорик, Динара и Тиберий тоже были удивлены и справедливо возмущены позавчерашней некрасивой историей. Но их реакция была для меня предсказуемой и потому малоинтересной.
То ли дело Мерлин! Он не просто таращился на нашего нового знакомого, а исследовал его посредством всех своих сканирующих имплантов. Вполне обычная картина, когда вы сталкиваетесь со «жженым» сталкером. И потому обижаться на него за чересчур пристальный к вам интерес не нужно.
Трюфель и не обиделся. Напротив, стоял и, молча ухмыляясь, дожидался, когда Семен прекратит изучение его неординарной личности. Сам исследуемый объект выглядел при этом совершенно спокойно. Хотя любой другой бродяга или чистильщик на его месте, встретив в Пятизонье Мерлина, смотрели бы на него точно так же, как Мерлин смотрел сейчас на мало кому известного в наших краях человека из столь же малоизвестного Ведомства.
— Немыслимо! — резюмировал наконец Пожарский, усаживаясь обратно на камень. — Я, конечно, подозревал, что ты будешь имплантирован всякой всячиной по самое не балуй. Но кто бы мог подумать, что комбинатор и вовсе окажется не человеком, а натуральным ходячим имплантом, стоимостью в несколько алмазов нашего Мангуста! Прежде я считал, что редупликанты существуют пока лишь в теории. Максимум, в виде несовершенных лабораторных прототипов.
— Ты сильно преувеличиваешь. И к тому же отстал от жизни, — возразил Трюфель. — Редупликант — полноценный человек, поскольку не имеет в теле ни вспомогательных имплантов, ни искусственных органов. Мои способности быстрой наномодификации клеток собственного организма, их управляемой и обратимой редупликации, а также форсирования скорости моих биохимических реакций не делает из меня киборга. Но в одном ты прав: операция по превращению в редупликанта действительно стоит огромных денег и не всегда заканчивается успешно.
— И как же она закончилась в твоем случае? — спросил Семен.
— Пятьдесят на пятьдесят, — признался комбинатор. — Я действительно умею делать все то, о чем только что вам говорил.
— О чем это вы толкуете? — оживился доктор Зеленый Шприц. Он заслышал милые его сердцу научные термины, но явно с трудом понимал предмет разговора.
— Этот опасный господин со смешным именем Трюфель — самый настоящий редупликант, — пояснил Пожарский. — И он представляет собой, по сути, одну из вершин современного научного прогресса. Человек, чье тело подверглось сложнейшему усовершенствованию на атомарном уровне. Однако живи он в старину, его нарекли бы иначе — оборотень. Вы полагаете, друзья, что перед вами — маленький тщедушный человечек безобидной наружности? Как бы не так! Стоит лишь ему силой мысли подвергнуть клетки своего тела выборочной наномодернизации и редупликации, как через миг перед вами может стоять кто угодно: хоть двухсоткилограммовый сумоист-японец, хоть голубоглазый блондин-скандинав, хоть престарелый негр, хоть двадцатилетний пуэрториканский гангстер. Кстати, Трюфель, раз уж ты не отрицаешь свою многоликую сущность, так, может быть, покажешь, как меняешь ипостаси? В знак того, что ты нам доверяешь. Просто очень уж хочется узреть этот удивительный процесс собственными глазами.
— Покажу, — не стал отнекиваться комбинатор и добавил: — Но только не здесь, ладно? Я уже говорил Мангусту, что неподалеку отсюда у меня есть убежище, где вы могли бы немного передохнуть и перекусить. Поэтому милости прошу, так сказать, к нашему скромному шалашу…
Логово «Гермеса» являлось вовсе не шалашом, а маленьким укромным бункером, расположенным под руинами мегамола к западу от моста. Вряд ли Трюфель привел нас в штаб-квартиру или командный узел, откуда он координировал свои операции и выходил на связь с «центром». Судя по небольшому количеству имеющегося здесь оборудования, мы очутились на полевой точке, предназначенной для наблюдения за Химкинским Городищем.
Вход в бункер был диаметром всего с канализационный колодец и упрятан так, что надо было знать его точные координаты, чтобы отыскать его с помощью спутникового навигатора. И даже найдя этот лаз, вы могли легко усомниться в том, что это именно он. Люк Ведомственного убежища был замаскирован под застывшую лужу расплавленного асфальта, которые встречаются в Зоне чуть ли не на каждом шагу, и слишком уж напоминал ловушку «Чертова топь». Поэтому не вызывал ни малейшего желания проверять, так оно на самом деле или нет.
Внутри тесного, поделенного надвое подземного помещения, помимо пульта и голографических мониторов, обнаружились также кондиционер, микроволновка, оружейная пирамида и трехъярусные нары. Во второй комнатушке, поменьше, имелись душ и туалет. Наверняка под душевой кабиной, за пирамидой или под нарами наличествовал потайной лаз, ведущий в метро или канализацию. С трудом верилось, что мнительная шпионская братия заточала себя в каменном мешке, не оборудованном аварийным выходом.
Никто из оперативников «Гермеса» за нами в бункер не последовал, продолжая упорно не попадаться нам на глаза. Фактически мы добровольно спустились в западню, куда я ни за какие коврижки не сунулся бы, не будь с нами Мерлина. Впрочем, если бы Ведомство желало нашей смерти, оно перебило бы нас еще на Рижском вокзале или на переправе. Определенно, мертвые мы были Трюфелю не нужны. Вот только как он поступит, если нам не понравятся предложенные им условия и мы отвергнем сотрудничество с «Гермесом»?..
Уступив Пожарскому единственное в бункере кресло, а нас усадив на нары, сам комбинатор скромно устроился в уголке на ящике с патронами. Так, словно не он был здесь хозяином, а мы притащили его сюда на допрос. Развесив в ванной свои промокшие вещи, я, обмотав чресла полотенцем, взобрался на второй ярус нар. Откуда и вел переговоры, которые, в отличие от остальных, касались меня самым непосредственным образом.
— …Нет, доктор, должен тебя разочаровать: в женщин, детей, монстров и животных я превращаться не умею, — было первое, что я услышал от Трюфеля, когда вернулся из ванной. — Только в мужчин от восемнадцати до семидесяти лет. Таков нынешний предел этих биоинженерных технологий применительно к мужскому организму. Да и то не ко всякому. Чтобы перекроить себя в редупликанта, надо сначала пройти множество медицинских тестов. И каждый из них непременно должен дать положительный результат.