Последний барьер
Шрифт:
Короче говоря, мы исчерпали весь свой нахрап и готовились ощутить на себе ответную ярость Умника, чье осиное гнездо мы нахально разворошили.
— У меня для вас две новости, — проговорил Пожарский, сжимая в кулаке очередную порцию своего энергетического тоника — «Сердце зверя». — Первая: мы пришли по адресу и, кажется, не опоздали. Я отчетливо улавливаю к востоку отсюда следы энергетической аномалии, подобной той, которой заряжен Мангуст. Вторая новость не такая веселая: между нами и этой аномалией ощущается биологическая и биомеханическая активность. Поэтому готовьтесь — будет жарко. И хорошенько усвойте одно правило: когда я кричу: «Удар!», вы прекращаете стрельбу и прячетесь. Так что смотрите, не хлопайте ушами!
Последнее напоминание касалось лишь
Все дальнейшее отложилось в моей памяти грохочущей круговертью, от которой можно было запросто рехнуться. Я готовился к чему-то подобному с того момента, как нас с Тиберием посетила мысль вторгнуться на «Альтитуду» и показать Умнику кузькину мать. По большей части, конечно, готовился морально, поскольку физически я к таким трудностям в Зоне всегда готов. Самым коварным, с чем мне предстояло вести свою внутреннюю борьбу, было искушение плюнуть на все и повернуть назад. Я знал, каковым оно бывает. Порой эта напасть настолько нестерпима, что даже затмевает собой мой основной нынешний инстинкт — страх. И пускай на данный час наш путь к отступлению был не менее сложен, чем путь к цели, я знал: мысль о нем все равно начнет рано или поздно пульсировать у меня в мозгу. Предотвратить ее появление нельзя. Игнорировать — тоже. Ее можно только предугадать, а потом отчаянно ей сопротивляться. Так, как сопротивляется своему страху запертый в тюремной камере клаустрофоб…
Выпавшее на нашу долю пятиминутное затишье подошло к концу. Оно могло завершиться и раньше, но «гаранты», коих я расслышал еще на подходе, не ворвались в холл сразу. Почему — совершенно очевидно. Они дожидались, когда к ним подтянутся дополнительные подразделения, чтобы атаковать нас по всем фронтам. Со своей позиции мы могли контролировать лишь три ведущие в холл двери, включая дверь пожарной лестницы. Четвертый вход был загорожен от нас расположенным в центре зала лифтовым колодцем. Он прикрывал нашу позицию от атак с тыла, но не с флангов.
«Высоковольтный» отросток Городища, который спускался по восточной шахте и на который мы рассчитывали здесь наткнуться, как выяснилось, уходил чуть глубже. Чтобы он не перегораживал собой главный транспортный узел яруса, корень Исгора прорастили к лабораториям под полом. Об этом свидетельствовали вспученные плиты, образовавшие полуметровый вал по правую руку от нас. Он пересекал холл и упирался в стену, покрытую в том месте множеством трещин. Вкупе с колоннами вал этот мог послужить нашим врагам укрытием. Хотя и не настолько надежным, чтобы противнику удалось окопаться за ним прямо у нас под носом.
Впрочем, пока он об окапывании не помышлял. И это понятно. Собрав за дверьми холла достаточно сил и зная, что мы в нем блокированы, Умник намеревался раз и навсегда покончить с нами одним сокрушительным ударом. И нанесен он будет со всех возможных направлений. Даже сверху. Об этом нас предупредила Динара, расслышавшая, как в шахте открываются двери восьмого и девятого уровней.
— Держите фронт и не отвлекайтесь, — заметил по этому поводу Пожарский. — Десантников я беру на себя.
Мы подозревали, что готовящиеся зайти к нам в тыл десантники и задержали начало штурма. И как только из колодца перестал доноситься скрип раздвигаемых вручную металлических дверей, это послужило для нас последним предупредительным сигналом. Этаким символическим «Поехали!», если хотите.
Поехали!..
Все двери холла (надо полагать, и невидимая нам четвертая — тоже) с грохотом распахнулись, но вместо вбегающих врагов оттуда вылетели и раскатились по полу гранаты. Примерно полтора десятка. И они явно не плазменные — слишком уж недалеко противник их зашвырнул.
— Глаза! — скомандовала Арабеска, и мы мгновенно зажмурились, а также заткнули уши. Никому не надо объяснять, как вести себя при атаке шоковыми гранатами. Коварные штуковины, особенно когда не ожидаешь, что они прилетят тебе под ноги. Мы эту напасть ожидали, но все равно были вынуждены поберечь свои органы зрения и слуха. Ведь если этого не сделать, враг потом возьмет нас буквально голыми руками.
Шоковые гранаты не взрываются, а горят ярким, как дуга электросварки, пламенем и издают пронзительный визг, от которого едва не лопаются барабанные перепонки. Длится этот световой и шумовой хаос около четверти минуты. Достаточный срок для того, чтобы штурмовой отряд ворвался в помещение и захватил — или уничтожил — ослепшего и оглохшего противника. Забрала шлемов у штурмовиков при этом становятся светонепроницаемыми, чтобы они не утратили возможность ориентироваться в пространстве. И уши их защищены должным образом — специальными наушниками.
«Гарантам» нет смысла выжидать, пока погаснут маленькие рукотворные солнца и утихнут душераздирающие звуки. Нам — тем более, поскольку, когда это случится, мы будем уже либо связаны по рукам и ногам, либо мертвы. Но как противостоять штурму в такой, мягко говоря, некомфортной для нас обстановке? Только одним способом. Тем самым, ради которого я бегал по холлу, поливая дверные пороги жидкой взрывчаткой.
Досчитав до пяти после того, как воспламенились гранаты, я активировал ультразвуковой детонатор, на сенсоре коего держал наготове палец. Сразу это было делать непрактично — враги еще не выбежали из коридоров в холл. Позже — тоже, поскольку бегали они быстро, и тогда взрыв произошел бы у них за спиной. А вот через пять секунд после начала штурма большинство из них будет находиться аккурат на взрывоопасном полу. Прочим ублюдкам, кому не терпится вцепиться нам в горло, также достанется. Особенно тем, кто атаковал нас с пожарной лестницы, чей вход я заминировал с особой тщательностью.
Устроенный мною грохот не шел ни в какое сравнение с шумом, которым «гаранты» пытались нас оглушить. Их массированная атака с нескольких направлений напоролась на синхронные взрывы, отчего по холлу пронесся короткий, но свирепый ураган. До нас, прячущихся за баррикадой, долетело лишь отраженное от стен эхо ударной волны. Но и ослабнув, оно ударило довольно чувствительно.
И не только ударило, но и осыпало шрапнелью гранитного крошева. Увесистые обломки, а также вражеские тела и их фрагменты до нас не долетели — далековато. Да и сила взрывного устройства без оболочки не столь велика, нежели окажись у нас при себе, к примеру, противопехотные мины. Но тем не менее, чтобы сбить первую, самую мощную, волну штурма, этого вполне хватило. Когда гром стих, никакого визга и сверкания в холле уже не было. А были лишь мертвые, покалеченные, оглушенные и отступающие противники; последние отстреливались, но делали это вяло и вразнобой. Плюс к ним обнаружились два перевернутых взрывами ботов-охранников. Один из них лежал без движения, а второй дергался и скрежетал по полу манипуляторами, пытаясь поставить себя обратно на шасси.
Раненые и контуженые нас не интересовали, но отпускать уцелевших «гарантов» без огневого напутствия мы были не вправе. Пока они удирали, пытаясь уволочь за собой тех пострадавших, кто подавал признаки жизни, им вслед летели наши пули. Это позволило нам записать на свой счет еще парочку самых нерасторопных врагов. В целом же их полегло в этой атаке около десятка.
Это неплохо. Но больше у нас такое не прокатит. Потрепанные штурмовики побросали на поле боя несколько переносных пуленепробиваемых щитов. Которые не защитили их от взрывчатки на полу (а сверкание шоковых гранат не позволило им заметить ее через затемненные забрала), но спасли бы от наших выстрелов, не будь у нас бласторезки. Идея с психической атакой была хороша, но, воспользовавшись ею, враг переиграл сам себя. Еще раз он такую оплошность вряд ли допустит.