Последний барьер
Шрифт:
– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Идемте, посмотрим. Вот сюда, за угол... теперь сюда.
Мы подошли к двери Элинор. Я громко постучал. Тишина. Тогда я нагнулся к замочной скважине. Изнутри торчал ключ, и ничего не было видно.
– Откройте дверь, – решительно повернулся я к женщине, которая с сомнением смотрела на меня.
Она прикоснулась к дверной ручке и повернула ее. Но дверь не подалась. Она была заперта.
– Послушайте, – взволнованно заговорил я, – дверь заперта изнутри, значит, Элинор
Она сурово посмотрела на меня через пенсне и кивнула. Похоже, все-таки поверила.
– Скажите ему, что она отравилась люминалом с джином. Примерно сорок минут назад. Только умоляю вас, побыстрее. Другой ключ от этой двери есть?
– Ключ-то есть, но нельзя вытолкнуть тот, что в двери. У нас такие случаи уже бывали. Придется ломать замок. Я пойду позвоню.
Она степенно пошла по коридору. Сумасшедшего вида молодой человек с кровью на лбу, сообщение о том, что одна из ее студенток одной ногой уже на том свете, – ничто не могло нарушить ее душевного равновесия. Непробиваемая университетская матрона.
Архитекторы времен королевы Виктории, строившие этот колледж, хорошо позаботились о том, чтобы докучливые кавалеры не могли ворваться в девичьи апартаменты без спроса. Двери были сделаны на века. Но сухопарая профессорша дала понять, что, взломав дверь, я смертного греха не совершу. Так чего ждать? И я выломал замок ударом каблука.
Она лежала в неудобной позе поверх голубого покрывала, забывшись в глубоком сне, а серебристые волосы плавно ниспадали на подушку. Нежное, прекрасное создание.
Раз она не слышала, как я ломился в дверь, значит, вряд ли она проснется от прикосновения. Я встряхнул ее руку. Не шевелится. Пульс нормальный, дыхание ровное, цвет лица – приятный, как обычно. И не подумаешь, что с ней что-то случилось. Но ведь случилось же!
Сколько можно искать доктора? Ведь профессорша ушла звонить уже целых десять минут назад!
В ту же секунду – сработала телепатия! – дверь распахнулась, и на пороге появился подтянутый, солидного вида пожилой мужчина в сером костюме.
Один. В левой руке – чемоданчик, в правой – противопожарный топорик. Он окинул взглядом комнату, посмотрел на расщепленный дверной косяк, захлопнул за собой дверь и положил топорик на стол Элинор.
– Ладно, хоть какое-то время сэкономил, бросил он. Потом без особого энтузиазма оглядел меня с ног до головы и жестом приказал отойти в сторонку. Он начал осматривать ее, а я стоял и ждал.
– Люминал с джином, – пробормотал он. – Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
– Она приняла это по своей воле? – Он начал открывать чемоданчик.
– Нет. Ни в коем случае.
– Эти коридоры обычно кишмя кишат девицами,– сказал он вдруг безо всякой связи, – но, наверное, у них сейчас какое-нибудь
– Да.
– Уверены? – усомнился он.
– Скажите, что нужно сделать.
– Хорошо. Найдите большой кувшин и ведро либо большой таз. Я займусь ею, а потом вы мне расскажете, как все произошло.
Он вынул из чемоданчика шприц, наполнил его и сделал Элинор укол в вену с внутренней стороны локтя. Я подошел к стенному шкафу и там нашел кувшин и таз.
– Вы были здесь раньше, – заметил он, в глазах его мелькнуло подозрение.
– Один раз, – признался я. И ради Элинор добавил: – Я работаю у ее отца. Между нами ничего нет.
– Вот оно что. Ну ладно. – Он вытащил иглу, разобрал шприц и быстро вымыл руки.
– Сколько она приняла таблеток?
– Это были не таблетки. Порошок. Минимум одну чайную ложку. А то и больше.
Он встревожился, но сказал:
– Не может быть, чтобы так много. Она бы почувствовала горечь.
– Так ведь вместе с джином... Он и сам не сладкий.
– Вы правы. Сделаем ей промывание желудка. В основном эта дрянь, конечно, уже впиталась... Все равно, надежда еще есть.
Он велел мне налить в кувшин теплой воды, а сам осторожно протолкнул трубку из толстого пластика в горло Элинор. Потом очень удивил меня тем, что к торчащему изо рта концу приложил ухо и стал слушать. Оказывается, если больной без сознания и сам глотать не может, нужно убедиться, что трубка вошла в желудок, а не в легкие.
– Если в трубке слышно дыхание, значит, она попала не туда,– пояснил он.
Он достал маленькую воронку, сунул ее в трубку и осторожно начал лить воду из кувшина. Когда немыслимое, как мне показалось, количество воды исчезло в трубке, он остановился, передал мне кувшин и велел поставить таз ему под ноги. Потом убрал воронку и вдруг резко опустил конец трубки прямо в таз. Вода полилась через трубку обратно, а вместе с ней – содержимое желудка Элинор.
– Так-так, – спокойно заметил он. – Она перед этим что-то ела. Пирожное, кажется. Это хорошо.
Она поправится? – Голос мой дрожал от волнения.
Он мельком взглянул на меня и извлек трубку из горла Элинор.
– Вы говорите, она выпила это меньше чем за час до моего прихода?
– Минут за пятьдесят.
– А перед этим ела... да, она должна поправиться. Организм крепкий. Я ввел ей мегимид – это сильное противоядие. Примерно через час она проснется. Переночует в больнице, а назавтра вся хворь вообще из нее выйдет. Будет как новая.
Я потер рукой лицо.
– Тут многое зависит от времени, – спокойно добавил он. – Пролежи она здесь несколько часов... Чайная ложка... Это тридцать грамм, если не больше. – Он покачал головой. – Ее не удалось бы спасти. А где вы порезали лоб? – вдруг спросил он.