Последний бой
Шрифт:
А давно ли я расстался с звенящими шпорами? А теперь на обмороженные ходули свои смотреть тошно.
— Паша, водички бы нам холодненькой, а то эта слишком горячая, разбавить нужно.— Голос Марины насыщен мягким, ласковым щебетом весенней птицы... Попробуй-ка откажи! Все же я испытываю неловкость, мне хочется почесать кончик носа, но правая рука не сгибается, не достает, а левую Катя намыливает.
Отложив в сторону мою палку, Паша накидывает на плечо карабин (без него ходить не положено), берет два порожних ведра и без всяких пререканий послушно идет за
— А чего он тут все время крутится?— с откровенной и прямолинейной простотой спрашивает Катя.
— У него нога стерта, лечится у меня...— Маринка так улыбается, будто про себя знакомую страничку перечитывает из своей житейской девичьей книжицы...
Совсем недавно узнал, что Маринка вовсе не из отряда Александра Бикбаева, а из группы секретаря Краснинского райкома ВКП(б) Степана Антоновича Свиридова. Эта небольшая группа подпольщиков действует вполне самостоятельно и лишь базируется при отряде.
...Мне приятно бывать у тихих, скромных подпольщиков, но все-таки меня больше тянет к веселым, задорным бикбаевцам, любопытно слушать их рассказы о партизанской жизни. Особенно интересно, когда они обсуждают месячный план боевых действий. Разработанный штабом, он доводится до каждой роты, взвода, отделения. В нем точно расписано: сколько надо уничтожить фашистов, подорвать и спустить под откос вражеских эшелонов, поджечь автомашин, добыть продовольствия и боеприпасов. Над планом этим работает и строго следит за его выполнением начальник штаба Сергей Садров — человек волевой, собранный и не шибко разговорчивый — больше делает, чем говорит. Ему двадцать четыре года, а он как будто впитал в себя образцы мужества, дисциплины времен революции и гражданской войны.
— Идти к нему и докладывать, что ты не выполнил почему-либо задание,— говорит Федя Цыганков,— все равно что ходить в бане босиком по раскаленной каменке...
— Строг очень?
— Не то слово... Ты докладываешь, а он поглядывает на тебя и молчит. А от его молчания ты чувствуешь, как начинает багроветь твое лицо и ноги судорога сводит... Сашка, тот хоть сначала наорет, потом сцепит зубы и кулачище поднесет к своим же губам, словно укусить его хочет.
— Ну, а дальше?— любопытствую я.
— За все отвечает командир подразделения. Если командование сразу не отстранит от должности, дадут возможность сходить на операцию повторно, могут, в силу каких-то причин, разрешить в третий раз, а уж потом...
— Что, Федя, потом?
— Такое у нас бывает редко и рассматривается как ЧП.
Мне интересно бывало наблюдать за молодыми командирами. Война немало выдвинула талантливых самородков, умеющих командовать людьми. К таким бы я причислил и Александра Бикбаева. Он требовал от людей дела, умел толково распоряжаться ими и заботиться о них. А ведь командиру, под началом которого было несколько сот человек, шел только двадцать второй год. Выше среднего роста, широкий в кости, он мне казался щегольски красивым парнем. Могучие плечи его плотно облегала кожаная, из черного хрома, куртка, опоясанная полевыми ремнями, темный чуб выпукло торчал из-под круглой
Комиссаром у Бикбаева был двадцатишестилетний Цирбунов — кадровый политработник, уроженец Краснинского района, хорошо знавший родной край. Ростом чуть выше Александра, статный, с живыми глазами, он умел сдерживать горячность, чрезмерный артистизм своего командира. Тот нисколько не обижался и принимал это как должное.
Август был на исходе, но солнце, словно торопясь, щедро отдавало свое тепло. Подставляя горячим лучам гладко выбритое лицо, я купался в этом тепле и чувствовал, как в каждую мою жилку вливается новая, бодрящая кровь, прибавляются силы.
Командир конной разведки Сербаев показал коня буланой масти, на котором мне предстояло проделать длительный, нелегкий поход в Белоруссию, в партизанское соединение, которым командовал Герой Советского Союза Сергей Владимирович Гришин.
К шалашу, где я грелся на солнце и размышлял о предстоящем походе, тихо подошел Николай Цирбунов. Помахивая тоненьким прутиком, спросил:
— Как поживает кавалерия?
— Родился заново, Николай Антонович!
— Так уж прямо — Антонович... Просто Николай. Вот в село Антоновку поедем, за яблоками. Спас прошел, наступила самая яблочная пора. Подкормить тебя надо и, кстати, обуть. Негоже гвардейскому коннику щеголять в ботинках. Согласен?
— Еще бы!..
Синим морем повисло над лесом безоблачное небо. Гремя колесами, подкатила тачанка, запряженная парой упитанных трофейных коней игреневой масти. Правил ими сам командир, Саша Бикбаев. Папаха заломлена набок, поперек груди автомат, на поясе пистолет и несколько гранат-«лимонок». С левого бока, свесив ноги в кирзовых сапогах, восседал его неразлучный адъютант Аркаша — на курносом розовощеком лице блаженство, на поясе множество гранат и автоматных рожков. С виду крепыш, как молодой гриб боровичок. Позади него — Федя Цыганков с ручным пулеметом.
— Едем в Антоновку одну операцию проводить,— черенком кнута Саша тронул кончик носа, погасил ухмылку и полез в карман за табаком.— Живет в Антоновке агростароста, знаешь его?
Цирбунов тоже закурил.
— Слыхал.
— Давно уж надо бы познакомиться, дыг все некогда было. В Павлово заодно заедем.
— И что ты хочешь с ним сделать?— Николай отогнал прутиком гудящего возле лошадей большого серого слепня.
— Просто поговорим маленько...
Николай понимал, что командир сказал не все, допытываться не стал, проговорил:
— Ладно, едем. Я тоже хочу на него взглянуть.
— Это еще что за должность такая — агростароста?— залезая на бричку, спросил я у Николая.
— Новый вид агронома-наставника. Очевидно, он должен наблюдать, чтобы мужики наши русские сеяли и убирали хлеб по фашистской, оккупационной науке. Колхозные-то земли назвали общинными.
Лес. Сытые кони бегут резво. По малонаезженной, поросшей вереском дороге колеса катятся почти бесшумно и лишь изредка подпрыгивают на скрытых в траве кочках.