Последний бой

Федоров Павел Ильич

— Фашисты всюду потеснили батальоны и вошли в лес,— сообщил пришедший на перевязку Солдатов.— Бои кипят у самых окопов. Наши встречают паразитов гранатами, а где и штыком. Полковник сказал, что будем прорываться и попытаемся уйти за Днепр. Иначе нам придется худо. Так что готовьтесь к походу,— предупредил Солдатов и снова исчез.

Вскоре после его ухода была подана команда вылезти из укрытий и построиться в походную колонну. Теперь на бричках везли только тяжелораненых, остальные, опираясь на палки и костыли, шли своим ходом. Темная пасмурная ночь. Колонна медленно движется, на запад. Впереди, куда мы идем,

тишина. Над лесом справа и слева вспыхивают зарницы ракет, резко выхлестывают пулеметы. Над нашими головами повизгивают пули. Но почему впереди тихо?

Стрельба и вспышки ракет сопровождают нас полукружием. Останавливаемся и подолгу чего-то ждем. Ожидание это тяжкое, томительное, как всякая неизвестность. Спрашиваем начальника медчасти Дмитрия Заболоцкого, он только пожимает плечами.

Наконец появляется Солдатов. Он теперь за связного, но каждый его приход для нас радость.

— Баста. Дальше не пойдем. Генерал-фельдмаршал Буш хотел заманить нас в ловушку,— рассказывал Сергей.

Выяснилось, что противник неожиданно очистил западную часть леса, бесшумно снялся и ушел куда-то, как будто приглашая полк и тысячи местных жителей войти в открытые им ворота.

Это обстоятельство насторожило Гришина. Высланная вперед усиленная разведка установила, что, перед тем как нам прорваться, противник почти полностью уничтожил батальон демидовцев, пытавшихся пробиться к Днепру.

Полагая, что у партизан на исходе боеприпасы и у Гришина нет иного выхода, как прорываться на запад, немецкое командование заранее сосредоточило в единственно возможном проходе — дефиле между болотами — артиллерию и танки, чтобы нанести нам сокрушительный удар. На пути полка гришинцев и местных жителей, часть которых пошла за партизанами, каратели выставили шесть вооруженных до зубов полков. На ближних аэродромах наготове стояли самолеты с подвешенными бомбами.

Обнаружив ловушку, Гришин остановил полк, расположив батальоны замкнутым кольцом, приказал быстро строить укрепления.

В тот же день, 14 октября, наш госпиталь был расформирован и раненые распределены по батальонам; для тяжелых приготовлены носилки, выделены люди. Вместе с другими ранеными я попал в 5-й батальон. Комбат Иван Матяш приказал немедленно вырыть для нас в глубине обороны щели, сверху накрыть бревнами, засыпать дерном и замаскировать лапником. Соседями моими стали: в голове — Михаил Шкутков и в ногах — Терентий. Как обычно, щели были узкие и напоминали собой хорошую могилу.

Укрывшись с головой, лежишь на спине и гадаешь: попадет снаряд в эту нашу извилистую могилу или опять мимо? С радостью ждали санитаров, которые утром и вечером приносили нам пищу. Кашевары теперь готовили еду в специальных землянках, ухитрялись маскировать их разными способами, памятуя, что не каждый снаряд попадает в щель и не всякая пуля убивает.

Противник охватил новый сектор обороны гришинцев еще более плотным кольцом на небольшом лесном пространстве, ежедневно бросая в бой свежие силы, имея намерения прижать нас к болоту и ликвидировать вместе с тысячами детей, женщин и стариков. Трудно поддается описанию все, что пережили люди за эти пятнадцать дней.

Партизаны встречали карателей небывалым по плотности шквалом оружейного и пулеметного огня.

Войну я начал в июле 1941 года под Невелём, оборонял Западную Двину, Полоцк, затем Ржев,

Москву, дважды ходил в кавалерийские рейды по тылам врага, участвовал во многих десятках ожесточеннейших сражений, но пулеметного огня такой исключительной силы и мощи не встречал никогда.

Лес был наполнен сплошным гулом и треском, будто беспрерывно валились и раздирались на части вековые ели и сосны. Полк Гришина имел на вооружении свыше тысячи пулеметов — в своем большинстве трофейных, не считая винтовок и автоматов.

Получив крепкое угощение от такого свинцового ливня, противник в первые дни боев понес огромные потери и, подтянув свежие резервы, стал применять новую тактику.

Солдаты фельдмаршала Буша уже не лезли ошалело во весь рост, как тогда на Ухлясти, а наступали с оглядкой.

Зарываясь в землю, гришинцы умели отлично маскироваться и подпускали фрицевских пластунов на верный выстрел.

С каждым днем противник все плотнее сжимал кольцо окружения, намереваясь прижать нас к болоту и ликвидировать.

Вести длительно огонь такой плотности, как в первые дни, гришинцы уже не могли, патроны были на исходе.

Завернувшись в одеяло, я пробовал уснуть — щель все время дрожала от близких разрывов. Теперь она вытянулась еще длиннее и была связана с командным пунктом роты. Приходил политрук; присаживаясь на корточки, справлялся о нашем самочувствии, говорил:

— Все подходят свежие части. Нажимает крепко.

— Как с боеприпасами? — спрашивает Шкутков.

— Можно об этом, Миша, не спрашивать...

— Душа болит, потому и спросил...

— Ничего. Кое-что сберегли на крайний случай. Небось голодно?

— Вот об этом не нужно пытать... спасибо.

— Спасибо оставим до Москвы... Скоро ужин принесут. Но в тот день шел такой бой, что всем было не до ужина.

Положение стало критическим, пищу готовить негде — все бомбилось, простреливалось. Бойцы ели сырое мясо. Я тоже попробовал — пожевал кусочек говядины без соли и выплюнул. Странное меня охватило чувство — я совсем не испытывал страха. Не было того противного жжения в груди, как тогда в леске, возле Варшавки. Прислушиваясь, как полыхает близкий бой, верил в Гришина, в Ивана Матяша, в могучую силу всех батальонов и был уверен, что переживу и этот тяжкий час, запомню все, вплоть до мелочей. Лежал, задыхаясь от постоянно проникающих в щель пороховых газов.

А стрельба то захлебывалась, то бурно вспыхивала снова. Совсем рядом звонко посвистывали пули.

Пришел политрук. Присев в ногах, протягивая кисет с табаком, проговорил:

— Сейчас у Гришина было совещание. Принято решение идти ночью на прорыв.

— А куда? — спросил я.

— В район Красной слободы, навстречу фронту.

— Согласовано?

— Да. Наши войска нанесут удар и форсируют Проню. Так что потерпите немного. Завтра будем у своих. Батальон пойдет в атаку на левом фланге. Вам надо присоединиться к колонне, где понесут на носилках тяжелораненых со всех батальонов. Выделены специальные люди. К каждому раненому будет прикреплен человек, чтобы в любую минуту мог оказать помощь. Фрицы сегодня не уползают на свою укрепленную линию, знают, сволочи, что у нас патронов осталось маловато. Ну мы на этот раз ножи наточим повострее... Бывай здоров. Выше голову. Все будет в порядке. Когда выходить — придет человек и скажет.