Последний час надежды
Шрифт:
Ники вновь хлопнула в ладоши.
— Правильно, Софи, умница! Вы родились там, в одной из смежных реальностей. Каждый из нас, — она обвела нас взглядом.
— Я ничего не понимаю, — я ощущал себя непроходимым тупицей. Опасность, свет, при чём тут рождение?
— Тени живут здесь и сейчас, и нигде больше, — Ники оставалась спокойной, она видела, что я вот-вот взорвусь. — Люди живут повсюду, Брюс. Вас… нас не было в некоторых из реальностей. Это тест, Брюс. Самый простой тест, просто подойти к скоплению проходов. Если тебя не было где-то — ты там появляешься. Софи правильно сказала, это рождение.
— Что за реальности, откуда проходы, почему их двадцать восемь?
Ники посмотрела на Софи, та кивнула и потянула меня за рукав.
— Смотри, — она нарисовала гиперболоид вращения. — Так выглядят нити во времени. Чем дальше в будущее и прошлое, тем свободнее нити, тем меньше они напряжены. Мы вот здесь, — она постучала кончиком карандаша по самому узкому месту. — Понятно?
Это мне было понятно — уже понятно. Чем дальше во времени, тем слабеют изменения, которые мы вносим своими действиями.
— Часть нитей остаются почти нетронутыми, — София дорисовала несколько жгутов, которые отходили от узкого места в сторону. — Это то, где наших изменений почти нет. Чем больше область возмущений, чем чаще мы вносим изменения, тем больше таких обособленных пучков.
— Область возмущений?
— Это то, где мы меняем что-нибудь, даже если просто фиксируем, — указала Ники. Софи кивнула и продолжила сама. — Если изменения проводятся достаточно часто, такие жгуты постепенно объединяются. То есть могут объединяться. Как только плотность фоновой вероятности в жгутах становится выше некоторого порога, жгуты сливаются в обособленную реальность, с высоким потенциальным барьером на границе с нашей. Туда нельзя попасть фиксацией или через точки возврата.
— Плотность фоновой вероятности, — повторил я. — Потенциальный барьер. — Уже не хотелось сердиться, хотелось только, чтобы они замолчали.
— Прости, — София вцепилась в мою руку. — Я объясню! Просто мне нужны термины, мне приходится их придумывать прямо на ходу.
— А можно без терминов?
— Можно, — Ники взяла карандаш, принялась рисовать что-то вроде сотов. — Я тоже не очень понимаю в теории. Когда нитей становится много, они стремятся объединиться, Брюс. Никто пока не знает механизма или причины, есть только наблюдения — они объединяются. И часть нитей объединяется так, что наших изменений там нет совсем. И как только таких нитей становится много, возникает новая реальность. Та самая, в которую не попасть, как говорила Софи.
— А эти проходы?
— Есть… я не знаю, как сказать?
— Резонанс? — предположила Софи. — Созвучие?
— Да, верно, спасибо! Точно, резонанс. Наших изменений там нет, но есть много общего, Брюс. Много родственных событий, понимаешь? Ключевые события могут оставаться теми же, даже если реальность обособилась. Понимаешь? Великие открытия, войны, всё, что угодно, что затрагивает очень много теней сразу. Тогда туда всё-таки можно попасть, вот в таких особых местах. Там…
Ниже потенциальный барьер? — предположил я. Физику я всё-таки изучал.
— Верно, — подтвердила Софи. — И чем ближе ты к проходу, тем сильнее проецируешь себя в другую реальность. И если там тебя ещё не было, и ты не тень…
— …то я там рождаюсь. Понятно. Буквально? Мне там сейчас несколько часов от роду?
— Нет, — улыбнулась Ники. — Тебе столько, сколько и здесь. Скорее всего, ты там уже был.
— Был? В каком виде я там был?
— В виде тени. У неё… в него похожая на твою биография, может даже, твои и его родители выглядят так же. Но сейчас там появилась частица тебя, — она прикоснулась к моему лбу. — И когда ты пройдёшь через проход, ты «подселишься» в своё новое тело.
— Так, как ты подселилась к ней?
Ники кивнула.
— Как ты сама выглядишь? — тихо, почти робко спросила Софи. Доминик молча сняла с шеи свой медальон, открыла его. Два портрета. Один — сама Ники, здешняя Ники — на фото ей лет двадцать, не больше. И второе — девушка со смуглой кожей, тёмными, почти чёрными волосами — несомненно, с примесью азиатской крови. Взгляд у обеих был одним и тем же.
— Красивая… — София долго всматривалась в крохотное фото. — А где ты сейчас? Ой… я не то хотела спросить.
Доминик улыбнулась, закрыла медальон, вернула его на шею.
— В тюрьме, Софи.
София потеряла дар речи.
— В тюремной реальности, — пояснила Ники. — Такие правила — до конца задания нельзя ни с кем общаться.
— Путешествует только сознание?
— Когда ты пересекаешь проход, твоё тело остаётся, если с той стороны есть двойник, в которого можно подселиться.
— Тело? А разум?
— Люди существуют во всех реальностях сразу, — терпеливо повторила Ники. — Мой разум остался там. Мой разум теперь здесь, и ещё в сотне мест. Но это всё я, один и тот же человек.
— Я не могу к такому привыкнуть, — София помотала головой. — А если двойника нет? И что ты делаешь там, в той тюрьме?
— Если его нет, то или ты пройдёшь сама, вместе с телом, или тебя не пропустят.
Она замолчала, взяла свою чашку и допила уже остывший чай. София ждала ответа — на второй вопрос.
— Я живу, — Ники отвечала, не поднимая взгляда. — Я почти не знаю, что я там сейчас делаю. Там скучно, Софи. Я жду, когда закончится задание — чтобы вернуться домой и учиться дальше.
— А если там с тобой что-нибудь случится? Сильно заболеешь или…
— Я останусь здесь, с вами, — Ники пожала плечами. — Так бывает. Пять процентов курсантов не возвращаются с первого задания.
Мне стало жутко — Софии, я чувствовал, тоже.
— Они так и остаются где-то — куда их направили. Здесь тоже что-то вроде тюрьмы, Софи, так мне говорили. Реальность без Инварианта не имеет будущего, она сольётся с другими или схлопнется, уйдёт в ничто. Сначала изолируется от остальных, затем рассеется. Вместе с нами.